10.06.2019 г. - Начальник задержавших Ивана Голунова полицейских не увидел нестыковок в его деле

10 июня 2019 года 22:00. У петиции в поддержку Ивана Голунова на Change.org уже 161 (!) тысяча подписей

Начальник подразделения по контролю за оборотом наркотиков УВД по ЗАО Андрей Щиров в беседе с корреспондентом Настоящего Времени рассказал, что нестыковки в деле журналиста Ивана Голунова видят только "гражданские", а профессионалу все очевидно.

Кроме того, он ответил на вопросы о принадлежащих ему участках в Подмосковье и возможном давлении, которое оказывается на сотрудников полиции.

Настоящее Время публикует эту беседу.

— Андрей Александрович, здравствуйте. Меня зовут Тимур Олевский, я журналист телеканала "Настоящее Время", если можно, [хотел бы] с вами пять минут поговорить. Это важно, мне кажется, для вас и для нас. Позволите?

— Ну раз уж и для нас, давайте поговорим. Сейчас, одну секундочку, я до кабинета дойду. Да, извините. Еще раз: как вас зовут?

— Тимур. Фамилия моя Олевский, О-лев-ский. Андрей Александрович, я по поводу дела Голунова, которое так всех подняло на уши – и вас, и журналистов, и мне кажется, чиновников. Я хотел спросить вот что: я правильно понимаю, что распоряжение проводить следственные действия в отношении Голунова давали вы?

— По поводу этого вопроса все комментарии уже даны пресс-службой, это официальная позиция органов внутренних дел. Какие-либо комментарии дополнительные я давать не могу, не имею права и не буду.

— А могу ли я поспрашивать вас о том, что нам кажется нестыковками в известных материалах уголовного дела? Вы их можете как-то объяснить или вы не можете их объяснить?

— Знаете, я все несостыковки для себя-то объяснил. Они мне понятны. То есть это несостыковки на уровне осмысления процесса людьми гражданскими, со стороны. Кажется нелогично, долго, что-то там в другом порядке должно было быть. Но любому профессионалу понятно, который понимает этот процесс, что никаких несостыковок нет. Все остальное, наверное, опять же пресс-служба ответит по пунктам на какой-то единый сформированный вопрос.

— Про ключ, обыск, последовательность происходящих событий – это сейчас нельзя у вас спрашивать? Или можно?

— Ключ, обыск... Я таких вопросов еще не слышал. Знаете, эти вопросы тоже, наверное...

— Я вам объясню, вас наверняка будут еще об этом спрашивать. Речь идет о том, что, насколько мы понимаем, некоторое время после фактического задержания Голунова и до момента, когда произошел обыск у него в квартире при понятых, ключ находился в распоряжении полицейских. Из-за этого, а также потому, что обыск был сделан довольно быстро, не все вещи проверены, у людей сложилось впечатление, что в квартиру могли что-то занести, а потом, открыв дверь уже, сразу это найти. Не слишком внимательно искали. Вот, собственно, это вызывает вопросы. Об этом у вас, может быть, есть пара слов – объясните, как это происходит обычно.

— Видите ли, в чем дело. Фраза "Не слишком внимательно искали"... Почему я в том числе не готов сейчас что-либо комментировать? Потому что я столкнулся с тем, что последние несколько дней все вырывается из контекста.

— У меня вопрос вот какой последний. Вы же видели наверняка, что вчера по горячим следам издание Baza и Transparency International публиковали некое расследование, в котором якобы у вас есть много земли на 70 млн рублей в Подмосковье, и она не коррелирует с вашей декларацией. Можете это как-то прокомментировать?

— Тем, кто говорит, что у меня земли на 70 миллионов, могу предложить за полцены ее у меня купить. Я уговорю свою семью, которым принадлежат на самом деле эти участки, не мне, да? Я уговорю продать, мы все будем очень довольны. Это, конечно, другая сумма, другая земля. Я думаю, что неленивые, наверное, уже слетали туда на своих квадрокоптерах или съездили или просто хотя бы кадастр открыли. И поняли, что это очередная ложь. Конечно, это не соответствует действительности.

То есть земля, частично которая там указана, она имеет место быть. Она была указана мною в декларациях, сейчас ее кадастровая стоимость в районе двух миллионов с половиной, мне уже доложили, журналисты тоже звонили. Например, по Можайскому району: домик там шесть на девять с подведенным электричеством и туалетом на улице. Если это кому-то интересно, эти хоромы посмотреть, как живут коррупционеры – съездите, посмотрите.

— Скажите, пожалуйста, а когда...

— А все что касается земли, участков, которые принадлежат моим родителям... Повторюсь, во-первых, это не те суммы, о которых заявлено. Абсолютно, так скажем, эконом-вариант земли. В течение двадцати лет приобреталось это. Короче говоря, там мне не за что стыдиться и нечего опасаться.

— Может быть, вы можете сказать официально, под комментарий, оказывается на вас давление или не оказывается?

— Знаете, только со стороны какой-то грязи. Несколько месяцев [назад] вышла статья на Радио Свобода, по-моему, которая, мне кажется, у любого человека с интеллектом, с какими-то навыками хотя бы элементарного логического мышления... Такая гадкая была история. Взяли несколько фамилий реальных, замешали с несколькими фамилиями умерших сотрудников, которых уже ни о чем не спросишь и нельзя проверить, создали некую такую матрицу грязную и наполнили ее всякой мерзостью. О том, что мы, оказывается, КАМАЗами привозили наркотики. И все это было напечатано.

Мне предлагали тогда опровержения какого-то добиться, но я не стал, потому что не хотелось отвлекать свои собственные силы на это. Сейчас я понимаю, что я был неправ. Потому что тогда это посмотрело 200 человек, сделали пять комментариев непонятных и все. Сейчас это вытащили и уважаемые уже многими людьми издания это [публикуют] как доказанный факт. Если в той статье они еще как-то юридически подстраховались, все время говорили "со слов такой-то", "со слов такой-то", то сейчас это уже перепечатывают, вы знаете, как будто на тот момент факт был установлен наших преступлений, а не человека, который 15 лет отсидел и которому два суда подтвердили этот приговор.

Мы тогда проверялись всеми службами, которые только были, находясь под спецзащитой по этому вопросу. История абсолютно для меня мерзкая, с моей точки зрения. А сейчас еще всю эту гадость подняли на щит, перепечатали.

Вот с этой точки зрения я действительно подвергаюсь прессингу. Просто эмоциональному. Ничего, выдержим и это.

— Получается, это все даром не проходит, вас проверяют после таких статей?

— Там уже проверили 15 лет назад, по-моему, все что можно. По новому факту... Я сейчас, наверное, все-таки обращусь с просьбой поддержать процесс опровержения к своим руководителям. Мы будем, я думаю, это все-таки опровергать, потому что сейчас это основное, что мне, так сказать, вменяется.

Не зная вообще специфики ничего, просто на элементарном уровне интеллигентного ума, человек поймет, что это обычная заказная гадость, которая умышленно сделана непроверяемой, где не подтверждается ничего, кроме домыслов и грязи..

Это проходит только тогда, когда, знаете, априори все милиционеры, ныне полицейские, плохие, а все остальные – хорошие. Но поверьте, это не так.

— Да я не сомневаюсь. Если бы это было так, страна была бы немножко под бандитами. Тут у меня сомнений нет. Но, видите, какая штука. Следующая публикация [Ивана Голунова], которая выйдет, она касается не вас, а владельцев и бенефициаров похоронного бизнеса. И я думаю, что появятся в какой-то момент публикации, которые будут пытаться связать вас с людьми, которые им владеют.

— Это на здоровье. Главное, ничего не надо выдумывать. Если найдете такие связи, я очень удивлюсь, конечно, но похоронный или любой другой бизнес – это тоже не про меня. Я сейчас, если хотите, вам утверждаю это.

Конечно, будут искать, я понимаю. Ну ищите, мне скрывать нечего. Я понимаю, что сейчас хотят чем больнее ударить, тем лучше. Это основная задача каких-то оппонентов, да, наших? Просто ваша аудитория, если она мыслящая, пусть как-то фильтрует. Хотя бы на банальном логическом уровне.

— Есть у меня, конечно, вопрос общего порядка. Как вы оцениваете практику применения 228 статьи в России в целом? Вам как специалисту, наверное, [задать его] интересно. Она очень непростая в доказывании в принципе, и в России очень много признательных показаний. Это, конечно, смущает – не конкретно у вас в отделе, а вообще по всей России. Статистика довольно тревожная, чего там говорить.

— Не я должен эти вопросы по России озвучивать. Для этого есть соответствующие службы: пресс-службы, аналитики. Все эти мнения тоже никогда не сходятся к одному единому. Это не ко мне. Я просто человек, который делает свою работу. Такие комментарии давать не имею ни морального права даже перед самим собой, ни полномочий, ни, может быть, даже образования соответствующего и квалификации.

— Последнее, что мне хочется понять, я не знаю, можете вы об этом говорить или нет. Но буду вам благодарен за ответ, мне важно для себя это понимать. Существует ли способ, если суд мог бы оправдать журналиста Голунова – ну предположим, мог бы оправдать – не наказывая вас? Или в той системе, которая есть, вариант может быть такой: что если один невиновен, то другие автоматически виноваты?

— Скажите, пожалуйста, Тимур, извините, я вас перебью. Просто я сейчас на работе нахожусь, у меня как-то время немножко лимитировано.

Я хочу сказать, что это все вопросы досужие, они могут обсуждаться между близкими людьми, в обычной беседе, но какие-то комментарии по этому поводу – я даже, видите, вопрос не дослушал.

Я могу ответить только на вопросы, касающиеся, вот вы мне задали про мой участок, я вот вам сказал. Все остальное – извините.

— Я единственное еще хотел спросить: может, можно в течение двух-трех дней будет повстречаться с вами для личной встречи и знакомства, если позволите?

— Я бы не хотел становиться медийной личностью, потому что это не мой хлеб. Я бываю достаточно искренним и могу что-то сказать, что потом будет перевернуто каким-то образом. Зачем? Каждый должен заниматься своим делом.