21.05.2014 г. - Наталья Синдеева: «Я очень хотела искренне и честно открытый телеканал». Генеральных директор телеканала «Дождь» в программе «Разбор полета» на "Эхо Москвы"

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Здравствуйте, это программа «Разбор полета», программа о людях, которые принимают решение, о том, как они их принимают. Ирина Воробьева, Татьяна Фельгенгауэр для вас эту программу, как всегда ведут. Добрый вечер!

И.ВОРОБЬЕВА – Добрый вечер! Мы с большим удовольствием представляем нашего сегодняшнего гостя, гостя программы «Разбор полета». Это генеральный директор телеканала «Дождь» Наталья Синдеева. Добрый вечер!

Н.СИНДЕЕВА – Добрый вечер!

И.ВОРОБЬЕВА - Все, отдышитесь - программа уже началась. У нас есть вопрос, которым мы начинаем наши программы. Это вопрос о самом сложном, самом тяжелом решении, которое вам приходилось принимать в своей жизни; которое, может быть, не только вас касалось, но и других людей; над которым вы больше всего сомневались, может быть, даже мучились?

Н.СИНДЕЕВА – Самый-самый сложный…. Наверное, я так быстро не соображу, но из того, что первое, конечно, приходит в голову, потому что последние 6, даже 7 лет посвящены телеканалу «Дождь», несмотря на то, что параллельно рождаются дети, вообще, какая-то еще жизнь идет, было – когда был придуман «Дождь». Собственно, когда я его придумала, мне казалось, что все может здорово получиться, и я, как настоящий предприниматель начала проходить путь с самого нуля. Ну, вот, что такое телеканал? Ну, по телевизору – ты понимаешь, да? А, когда ты не знаешь, как это устроено, как работают технологии, какие бывают форматы – ты ничего не знаешь. И ты начинаешь потихонечку все изучать. И вот ты уже много, чего понял, много, чего сообразил, ты уже даже нарисовал на бумаге какой-то концепт, что-то уже получается, и вдруг случается кризис 8-го года, и я еще беременная, и это все вкупе.

И в какой-то момент я принимаю решение, что надо это все дело остановить, несмотря на то, что вокруг меня уже было три человека, три девушки, которые меня поддерживали, с которыми мы вместе все это делали. Была мечта моя, мы уже видели, что это будет; и вдруг я понимаю, что я должна это все взять и перестать делать. И на самом деле причина была внутренняя – это страх, как у любого человека, который начинает что-то делать новое. Тебе страшно, тебя все время скребут кошки, и в этот момент мне было очень страшно. Но я не хотела себе признаваться, что мне было страшно. Я искала внешние факторы. И внешних факторов было предостаточно, чтобы принять такое решение. Вот оно для меня тогда было такое тяжелое. Я из него тяжело выходила, потому что, когда я приняла это решение, всем сказала, что мы останавливаемся – была жуткая депрессия, первый раз в моей жизни. То есть у меня никогда не было депрессии, наверное, я с ней умею бороться. А в этот момент мне было очень плохо.

А потом я поняла, что просто в какой-то момент отказалась от той мечты, которая была, и надо просто перестать бояться и это делать. Ничего более тяжелого, серьезного мне на ум как-то не приходит. И как-то мне, может быть, везло в жизни, что мне не приходилось принимать таких решений, от которых бы потом сильно изменилась моя жизнь, или это на что-то серьезно повлияло, или я стояла перед каким-то очень тяжелым выбором. Его тогда не было. Сейчас мне очень просто, правда.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Ну, а тогда, когда вы стояли перед этим решением и думали, сомневались, и у вас была развилка: оставлять эту мечту, не оставлять эту мечту – вы как-то с кем-то советовались или вы решение обычно принимаете решение как-то внутри, сама с собой, без посторонней помощи?

Н.СИНДЕЕВА – Нет, все время разговариваешь с кем. Мне обязательно надо с кем-то делиться и от кого-то что-то слышать. Но опять же опыт мой показал, что решение выкристаллизовывается там, внутри после того, как ты получил какое-то количество информации, а потом у тебя что-то происходит, и вот в этот момент важно слушать свой голос, свое сердце – это точно. Я уже поняла, что, когда ты слушаешь голову, решения приходят рациональные; если ты слушаешь сердце, и, собственно, свою интуицию, то, наверное, в этот момент они самые верные, и важно слышать это и не ошибиться. То есть, чтобы голова не победила.

Но тогда, конечно, меня поддержал Саша, мой муж Александр Винокуров, который, несмотря на то, что тогда попал в очень тяжелую ситуацию - это был кризис и «КИТ Финанс» был один из первых банков, который пострадал, и, в общем, для него это была потеря его мечты, его жизни, и он в какой-то момент остался просто…. Это были люди, которые с ним работали, это было много лет жизни, и вдруг ты остаешься в тяжелейшей ситуации. И тут я еще со своим, типа: «А вот я хочу тут телеканал свой сделать, но чего-то мне страшно». И Саша меня тогда поддержал в этом решении. Он сказал: «Не бойся, ты должна. Если ты хочешь, ты должна попробовать это сделать». Я правда, на знаю, как он сейчас…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Не спрашивали у него?

Н.СИНДЕЕВА – У нас по-разному это бывает.

И.ВОРОБЬЕВА – То есть получились такие американские горки: сначала вниз – решение о том, что нет, все надо останавливать, потом вверх – когда вы приняли решение о том, что все-таки…

Н.СИНДЕЕВА – Да.вы сейчас хорошо сказали. Вся жизнь моя последние шесть лет – это какие-то американские горки, это правда.

И.ВОРОБЬЕВА – Каким самым не будем говорить сложным, каким-то… в английском есть такое слово complicated… трудным решением, когда уже вы поняли, что телеканал «Дождь» будет, что этот путь – вы уже пошли по каким-то конкретным шагам. Я даже не знаю, как это происходит. Наверное, нужны деньги… как это все?

Н.СИНДЕЕВА – Нет, деньги на тот момент были. Мы начали разрабатывать…. Но, понимаете, мы начинали строить канал, не понимая, что это будет. То есть мы не знали, какой будет канал. У меня же интуитивно все было. Я очень хотела искренне и честно открытый телеканал. Когда мне завали вопрос: Какой формат? – я не могла ответить на этот вопрос, потому что мы накидывали какие-то идеи, мы понимали, что это будет канал личностей, что там должны обязательно работать разные люди. Мы точно не собирались строить информационный канал. Этого в моей концепции даже близко не было, а уж тем более в общественно-политической или какой-то, в которой он в итоге получился. Там было несколько таких взлетов и падений. Когда, представьте, мы уже заказали оборудование, мы вошли в ремонт… Ну, ладно, не буду – это будет длинный рассказ.

И в какой-то момент подрядчик, который нам поставлял оборудование, он говорит: «Ну, хорошо, все заказали, все очень здорово. Нам нужен софт, который будет всем этим управлять». А софт ни разу не звучало на наших переговорах, хотя мы уже в течение года в этих переговорах состояли. А, что такой софт? А, оказывается софт – это то, что всем телеканалом управляет. То есть, понятно, что это еще какой-то немеряный бюджет, которого у меня как бы уже не было спланировано. И второе: что это будет софт, который должен управлять не просто – вот вам сейчас сложно понять – новостями, как уже потом мы поняли, они должны появиться в HD–качестве. HD – это очень тяжелое видео, которое надо очень быстро поднимать, и быстро выдавать в эфир. В тот момент, когда мы поняли, что нужен такой софт и начали искать, нам сказали, что есть несколько крупных компаний, которые занимаются софтами, цена, как правило, на порядок выше, чем оборудование, а второе: что на данный момент нет ни одного реализованного софта, который мог в HD это делать. Они все в разработке, потому что HD - была новая технология.

И вот я, как у разбитого корыта: оборудование куплено, ремонт идет. У нас идет какой-то процесс, кондиционеры, провода – мы все этим занимаемся, и вдруг понимаешь, что у тебя нет вариантов. Мы поехали на выставку, мы объездили всю выставку. Мы стали встречаться с российскими представителями софтов, говорить: «Сделайте, сделайте чудо! У нас есть столько-то денег, вы должны нам помочь». И была полная растерянность у всех. И просто опять же какое-то проведение, которое меня вело все это время – мы находим какую-то маленькую итальянскую компанию, которая не производит…, не славится софтами. Они говорят: «У нас есть такое решение. Мы проверяем его на серьезных американских компаниях, которые занимаются софтами». У них есть это решение, и оно на порядок дешевле. И мы горку эту прошли.

А потом был, например, было, когда мы все построили, все заработало, когда все, что не должно был работать, потому что все телевизионные менеджеры, кто приходил к нам, говорили: это не работает, окна нельзя, студия закрытая. В общем, все вопреки телевизионным законам. У нас все заработало, у нас все было, у нас все кондиционеры работали, серверы, софт все поднимал. И в этом момент мы вдруг поняли, что у нас нет контента никакого, потому что приходят технический директор и говорит: «Ну, все, мы можем завтра вещать». А мы все это время не могли ничего организовывать, мы решали технические сложности.

И это было, конечно, весело. Потому что мы же вели переговоры с операторами, говорили: «Будет прекрасный телеканал, вы должны нам поверить». Они говорят: «Ну, какой?» Мы говорим: «Ну, он будет такой очень авторский, optimisticтакой…» А команда в основном творческих людей, то есть, технические были специалисты, но мы-то все вроде как про творчество, все же хотели канал какой-то построить. И это был такой шок у всех и все впали вкакой-то в downбыстрый, когда ты не можешь ничего показать, а уже вот оно все. И я тогда приняла очень смелое решение, для всех было. Я сказала: знаете, что, давайте начнем показывать, как мы строим телеканал на глазах у зрителей, вот даже тех маленьких зрителей, которые у нас будут – будем строить канал на их глазах. Все были против, потому что - ну как? Мы что под камерами? Мы что – актеры? Все – от уборщицы до главного инженера. Я говорю: «Ну, у нас нет вариантов, потому что мы не можем ничего не делать». И как-то это очень сильно нас собрало.

Ну, потом нас выключили – это тоже была горка. Еще выключили тогда, когда мы еще нигде толком не вещали, а уже тогда выключили. И тоже, представьте себе: вот мы уже построили, вот мы уже начали делать, мы еще не сделали контент, мы строим телеканал, и первый выпуск новостей у нас был единственный тогда, я помню, 27 апреля. Через две недели нам говорят… Там был один оператор, который, собственно, говорит: «Мы вас выключаем». Тоже при существующем договоре. – «Ну, выключаем, потому что нам так сказали». И опять - что делать-то? А у меня к тому моменту человек 40 уже работало. То есть, если до этого нас было хотя бы четверо, десять человек, то здесь уже человек 40 работает и надо платить зарплату. И у нас уже рекламодатели пошли первые какие-то. И мы опять в полной растерянности. Мы остаемся в интернете. Интернет тогда никто как среду для видео-трансляций вообще не рассматривал. И мы как-то там поставили просто плейер на сайте. Но, когда мы поняли, что мы есть только в этом плейере на сайте, то мы очень быстро начали осваивать эту среду, и это нам тоже помогло, потому что эта плохая ситуация дала нам невероятный толчок, что мы оказались первые такие продвинутые в интернете.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Пока из того, что вы рассказываете, решения получаются какими-то вынужденными. Вам все время бросают какой-то вызов, вас все время ставят в почти безвыходную ситуацию и вам приходится какие-то нестандартные решения принимать, плюс еще изрядная доля удачи, судя по всему тоже.

Н.СИНДЕЕВА – Ну, наверное, какой-то процент удачи и везения во всем этом есть. Я всегда думаю, что удача и везение – это как следствие все равно чего-то – не знаю – усилий до этого предпринятых и так далее. То есть это не просто на тебя так сваливается. Сейчас можно сказать, что, условно, когда вся наша история началась – собственно, не так давно – в этот момент возник такой вопрос, который мог оказаться таким серьезным: Что делать? То есть взять, на все плюнуть, бросить и, в общем, сохранить хоть что-то, что у тебя осталось или продолжать дальше что-то делать, биться за это. Мне тут долго думать не пришлось, хотя мысли такие были. То есть в какой-то момент было отчаяние, в какой-то момент хотелось это не то, что бросить, но сказать: Ну, не могу! Я же тоже не железная, и семья у меня и дети, которые тоже страдают от всего этого. В какой-то момент решила, что…

И.ВОРОБЬЕВА – Я помню ваш пост, в котором вы писали, что в этот момент отчаяния…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Да, очень эмоциональный…

И.ВОРОБЬЕВА – Очень эмоциональный, но, кстати, это тоже было решение написать этот пост или нет? Потому что это же показать слабость или не показать ее.

Н.СИНДЕЕВА – Я в тот момент, я честно скажу… я, вообще, редко пишу, я не так часто пишу что-то, и, как правило, это что-то, что сильно тебя трогает. Ну, например, надо написать НЕРАЗБ. сотрудников, то есть какая-то прикладная функция. Но так, чтобы я эмоционально отдавала себя соцсетям, этого не существует. Но в тот момент даже не то, что хотелось…Мне хотелось, чтобы меня все равно кто-то поддержал и пожалел. Я потом поняла, почему я это написала. Это было для меня удивительно, потому что было очень эмоционально, это правда - было в слезах. Я потом, когда я получила огромное количество слов поддержки с разных сторон, я поняла, что внутренне заставило меня это сделать. Потому что, наверное, мне нужна была какая-то внешняя… ну, чтобы кто-то погладил по голове, не только близкие, которые рядом, а кто-то еще. Я думаю, что с этим было связано.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Решение на «Дожде» и решение на «Серебряном дожде» насколько они, вообще, для вас разные?

Н.СИНДЕЕВА – Вообще, там был праздник!

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Именины сердца.

Н.СИНДЕЕВА – Хотя там тоже были очень серьезные ситуации и сложные, если сейчас вспоминать. Там всегда у нас… хотя у нас и сейчас такой дуэтный все-таки…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Парный конферанс.

Н.СИНДЕЕВА – Парный конферанс. Но там он в большей степени. Все-таки Саша здесь – он не вовлечен внутрь в оперативную работу, и иногда я его вовлекаю, но в целом он все-таки со стороны помогает и подсказывает, и стратегические какие-то вопросы с его участием я решаю. А там всегда был Дима, который дал мне возможность заниматься только тем, что мне нравится.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Вы о Дмитрии Савицком – для наших слушателей.

Н.СИНДЕЕВА – Да, Дмитрий Савицкий, который был и есть там генеральный директор «Серебряного дождя» и мой партнер. И Дмитрий Савицкий очень дотошный, вдумчивый человек и менеджер и всю черновую, как он говорил, грязную работу взял на себя. То есть бухгалтерию, наем сотрудников – такую рутинную работу, которую я, действительно, ненавидела, он всю ее делал. А я занималась, хотя с его тоже участием, продажами, продвижением, «серебряными калошами» – все, что мне доставляло удовольствие, в том числе. Ну, и, наверное, я отвечала больше за коммуникации какие-то. А здесь все сложнее.

И.ВОРОБЬЕВА – Слушайте, а ведь была же ситуация, если верить, например, «Ленте.ру» - не будет помянута – когда вам приходилось за «Серебряный дождь» извиняться перед Никитой Михалковым.

Н.СИНДЕЕВА – Я бы сказала, биться за него, спасать. Это удивительная история была. Гордон сидел в эфире. Я очень хорошо помню, это была пятница, это было накануне премьеры «Сибирского цирюльника» Михалкова. И Гордон разразился невероятным монологом по поводу того, что «как же так?»… Ну, как бы суть монолога была в следующем, что, когда страна голодает – а это был кризисный год 98-й – когда нет в стране денег, когда не на что есть и нужно спасать – не знаю – страну, пенсионеров, врачей и так далее – Михалков получает государственный кредит на 40 или 45 миллионов долларов и снимает кино. И главное не объясняет, как он будет кредит этот возвращать. Ну, это суть. Но он был такой эмоциональный и такой точный этот монолог, что… - это было в 10 утра, - когда я в 11 приехала на работу, у нас уже лежало предупреждение с просьбой предоставить срочно эфир – тогда из Минпечати. У нас уже были запросы на какие-то проверки, что-то еще…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Стандартная схема.

Н.СИНДЕЕВА – То есть час потребовался, чтобы это случилось. И ситуация была тяжелейшая, потому что Михалков… - он не слышал сам, ему позвонили, сказали и так далее – он настолько был взбешен, настолько эмоционально заведен, что все люди, которые его знали, говорят: «Ты знаешь, мы его в таком состоянии очень редко видим, и он рвет и мечет». И это не то, что даже он только снял и начал кому-то звонить, потому что те люди близкие, кто в его кругу находились, они как бы включили тоже какие-то механизмы. И мы получили предупреждение тут же

Была потрясающая сцена, когда Гусинский позвонил Савицкому. Они не были знакомы никогда, но Гусинский позвонил Савицкому, говорит: «Дима, вы должны ко мне приехать». Но так как ситуация была такая тяжелая, что Дима не удивился этому звонку, он приехал к Гусинскому. Гусинский сказал – вот послушайте, это было очень круто – он сказал: «Понимаете, Михалков мой друг и мы партнеры. И он, действительно, взбешен, он требует извинения от Гордона, и, вообще, он требует крови» - вот так эмоционально. Он говорит: «Но я ваш коллега, и я не имею права вас не поддержать. Я не могу как коллега стать на эту позицию». И это было, конечно, круто. Он говорит: «Дима, надо что-то с вами придумать».

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Знаем Владимира Александровича.

Н.СИНДЕЕВА – В общем, там была длинная, долгая схема. Мы поговорили с Гордоном, убедили, что надо принести извинения в эфире. Гордон принес извинения, но опять же в такой форме, что…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Ну, извиняюсь!

Н.СИНДЕЕВА – А дальше была очень интересная история, потому что ничего не останавливалось, накат продолжался. И я тогда стала искать встреч с Михалковым. Это, собственно, и решило всю ситуацию. И просто это, конечно, история, заслуживающая отдельного описания, но, если так, очень коротко, мне очень повезло. Это было прощенное воскресенье, это была, собственно, премьерная вечеринка после показа. Михалков у всех попросил прощения, извинялся. Я тоже подошла к нему – попросила прощения, извинения, потом представилась. Потом он хотел мне откусить голову – так эмоционально… Но я опять же хочу отдать должное Михалкову – он в процессе разговора сказал: «Хорошо, у меня нет претензий к «Дождю», я, действительно, вас просил. Гордон принес извинения, но вы должны уволить Гордона». Я говорю: «Понимаете, я не могу уволить Гордона, потому что он член команды. Я не могу. Ну, вот ваш член команды тоже может ошибиться. Я могу его наказать, оштрафовать, но мы не можем этого сделать». Он говорит: «Ну, тогда я буду подавать в суд». Ну, и, собственно, он подал на нас в суд.

И.ВОРОБЬЕВА – Выиграл?

Н.СИНДЕЕВА – Нет, там они как-то неправильно заполнили заявление, в итоге дело распалось. Но это была тоже очень сложная ситуация, потому что в тот момент вопрос о том, будет радио или не будет, он стоял так же остро.

И.ВОРОБЬЕВА – Когда вы подходили к Михалкову с этой фразой, вы понимали, что это фраза может равно как уничтожить «Дождь», так и спасти?

Н.СИНДЕЕВА – Конечно, но у меня не было выхода. То есть я, конечно, шла ва-банк, потому что мы не знакомы, у него вполне были основания эмоциональные для того, чтобы быть разъяренным. Но там еще была одна прекрасная история - это, мне кажется, случайно не бывает. В момент, когда… Да, я позвонила Юзефавичус – он был тогда пресс-секретарем Михалкова – и Геннадий передал трубку Никите Сергеевичу, и я выслушала монолог. То есть это не был разговор, это был монолог. А в тот момент, когда был монолог, за дверью, за открытой дверью сидел Валерий Панюшкин – тогда журналист газеты «Коммерсант», и он опубликовал тогда весь этот монолог на следующий день в «Коммерсанте». То есть, вот стечение разных обстоятельств.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Узнаю старика Панюшкина! Слушайте, одно ваше СМИ разозлило Михалкова, другое ваше СМИ разозлило Путина. Я с ужасом думаю, кого вы разозлите следующий раз.

Н.СИНДЕЕВА – Притом, что я очень добрая девушка.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Вы понимаете, что вы планку уже себе поставили. С папой римским? Господа бога будете гневить? Что дальше?

Н.СИНДЕЕВА – Я же очень хороший, розовый и пушистый, очень хороший человек.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Сейчас, принимая решения все-таки, я так понимаю, эмоциональные, раз вы предпочитаете слушать сердце, а не голову, насколько вас в этих решениях останавливает или, наоборот, подстегивает то, что за вами очень много людей, ну, сейчас становится меньше, но все-таки?

Н.СИНДЕЕВА – Но, смотрите, тут есть два фактора. Первый – это, конечно, больше даже, чем просто сотрудники, это аудитория. То есть в какой-то момент сотрудники все равно могли бы понять. Они входили в ситуацию и вошли в ситуацию. Я же с ними очень откровенна, я ничего не скрывала, я все рассказывала. Я рассказываю все наши собственные беды и проигрыши, и на каком свете мы находимся. То есть нет секретов от сотрудников. Поэтому здесь как бы сложно не был. И как бы тяжелое это ни было решение, но, так или иначе, все это смогли бы понять. Но, когда я увидела реакцию аудитории, зрителей, притом, что вначале – это было понятно – письма, звонки. А потом я вдруг выходила на улицу, я шла по улице, я приезжала в какой-то город, меня останавливали люди на улице: «Наташа, пожалуйста, только держитесь, вы нам нужны». Это был совершенно неожиданно. То есть я понимала, что у нас есть зритель, я понимала, что их даже вполне себе вменяемое количество, но я не думал, что они настолько лояльны и настолько это важно.

И вот, когда ты это осознаешь, ты понимаешь, что за тобой уже стоит какое-то количество людей, которое почему-то тебе поверили и отчасти возложили на тебя какую-то ответственность. И вот это, наверное, когда мы обсуждали с Сашей, что делать и, вообще, как быть, и, когда эта мысль все-таки возникала, что, может быть, остановится – ну, зачем дальше? – то эта реакция аудитории заставила нас просто по-другому на все это посмотреть. Мы на сегодняшний день для себя, если не случится чуда какого-то, попрощались с этим, как с бизнесом – все, что проинвестировано, - О’кей – можно забыть. Опять я, почему говорю - вдруг какое-то чудо случиться и мы станем очень востребованы рынком.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Случится прощеное воскресенье, и вы окажетесь на премьерной вечеринке.

Н.СИНДЕЕВА – Да, в общем, нас, конечно,остановила аудитория, и, собственно, когда мы устроили этот марафон, который еще раз подтвердил лояльность аудитории, нужность аудитории. И, когда мы собрали за неделю около 45 миллионов рублей, то, конечно, это первый для России был такой опыт. Во-вторых, средний чек был 2 тысячи рублей. Это говорил о том, что просто людей много в этом участвовали. И ты понимаешь в этот момент, что ты… я себе сказала, что пока у меня есть сила какая-то, пока я могу, и пока аудитория готова нас поддерживать, потому что без поддержки аудитории, без покупки, мы просто не сможем.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Optimisticradiostations. у нас сегодня получается в программе «Разбор полета». Наталья Синдеева – генеральный директор телеканала «Дождь». Мы сейчас сделаем перерыв буквально несколько минут. Скоро к вам вернемся. Оставайтесь с вами.

НОВОСТИ.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Мы продолжаем программу «Разбор полета». Генеральный директор «Дождя» Наталья Синдеева у нас в гостях. Канал «Дождь» и радиостанция "Эхо Москвы", в общем. Довольно тесно связаны, поэтому мы тут много, чего обсуждаем в перерыве.

И.ВОРОБЬЕВА – Поскольку мы на этом закончили предыдущую часть, ну, собственно, нынешней ситуацией с дождем, те решения, которые вы сейчас принимаете – что тяжелее… или, вообще – вам приходится людей увольнять сейчас?

Н.СИНДЕЕВА – Это очень тяжелое…. Вообще, в нашей ситуации одна из самых тяжелых эмоциональных составляющих, это, конечно, люди. Это люди, с которыми ты прошел все. Многие с тобой с самого начала, которые поверили с тобой в эту мечту и идею; которые пришли, вообще, ничего не умея и не зная. Это люди, которые с тобой вместе экспериментировали, рисковали, бросали какие-то свои работы и уходили; которые строили с тобой планы. То есть мы же планы все время строили. Мы говорили: «Смотрите, нам надо вырасти», мы вместе строили прогноз по аудитории.Мы вместе с ними вместе всегда обсуждали – ну, понятно, не со всеми сотрудниками, но с основными, даже не имеющими отношения к рекламодателям – всегда обсуждали, какая нам нужна аудитория, сколько нам надо зарабатывать денег, как нам выйти из этой постоянной зажатости. То есть вроде у нас неплохие зарплаты в целом были, в целом мы вполне себе в рыночной истории жили. Но, с точки зрения объема вещания, который мы покрывали, и в количестве людей, которые делают вещания, это всегда было меньше в разы, чем нужно, то есть просто в разы.

И все эти люди от монтировщика, который строит декорации до главного редактора – это люди всегда работают больше, они многие работают часто без выходных, они никогда не требовали ничего специально, если они вышли в выходные дни, и, как правило, сами проявляют инициативу. И вдруг ты понимаешь, что в этот момент ты с каким-то количеством людей должен расстаться. И ты должен им об этом честно сказать, и не кормить их обещаниями, и не вводить их в заблуждение. Ты должен прийти и сказать: «Ребята, нас было столько-то, нас должно остаться меньше». Первым был посыл такой, что «ребята, если у кого-то будет появляться работа, вы не стесняйтесь - разговаривайте. Приходите, не уходите сразу, давайте будем смотреть, обсуждать, разговаривать, искать какие-то варианты».

Конечно, это было очень тяжело. Потом я пришла к ребятам и сказала: «Ребята, ситуация так складывается, что нам надо сократить расходы минимум на 30% в виде сокращения всех зарплат». И я могу сказать, что на это пошли все. То есть были пару человек, где совсем очень сложные были ситуации семейные, которые сказали: мы не можем. Но на это поли люди, и никто не планировал увольняться, и я прихожу в следующий раз и говорю: «А нам надо будет все равно расставаться». Это было ужасно, когда приходят люди со словами, что они все понимают, и «мы должны сейчас уйти, потому что мы не можем, потому что у нас есть обязательства, и мы, к сожалению, сейчас в этой ситуации финансовой не можем продолжать работать». Либо: «я не хочу уходить, но я понимаю, что мне нечего сейчас делать, потому что вы сократили сейчас мои проекты, программы, и я должен уйти», и это все слезы, и это все какая-то… То есть, знаете, не было ни одного предательства, ну даже предательством нельзя назвать, но какое-то проявление слабости такой…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР - Малодушия.

Н.СИНДЕЕВА – Нет, малодушия не было. То есть бывала слабость у кого-то, но это естественно, потому что человек не может быть…, не все такие сильные, но… не было. И это, конечно, очень круто. И притом со всеми расставаясь, ты говоришь о том, что «ребята, если все будет хорошо и так далее, то, конечно, в первую очередь мы будем обращаться к вам, если у вас будет возможность вернуться, мы хотим…». И так взаимно. Есть же еще другой аспект, что за кем-то стали сразу бегать работодатели, делать предложения, а это, как правило, люди, которых уж точно надо сохранять - это эфирные люди. И я могу сказать, что практически все нашли в себе возможность и силы остаться, несмотря на то, что были заманчивые предложения. Мы же, правда – эфирных людей потеряли мало. И, я надеюсь, что мы сохраним, хотя очень сложно, потому что мы пока не поднимали назад зарплаты. А это было бы правильно, потому что объем работы стал больше. То есть мы сократили вроде вещание, а с другой стороны мы же не можем…

Опять же есть аудитория, которая поверила в тебя, которая дала тебе кредит доверия, в том числе, своими деньгами. Ты же не можешь взять и сказать: «Теперь мы будем работать три часа». То есть, соответственно, ты должен весь этот объем вещания вдруг делать еще меньшим количеством людей. И это для нас, с одной стороны, каждый раз всегда вызов, и это мегаопыт. Ну, потому что и так нас было мало, а сейчас еще меньше, и все равно раз! – и что-то хорошее сделали и получилось. Это самое сложное.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Авторскую программу вы как решили делать свою? У вас недавно премьера была. Тоже вынуждено или как?

Н.СИНДЕЕВА – Очень спонтанно. В общем-то, одна из причин была. Сторонние ведущие – они дорогие всегда, и это все-таки гонорары. А при этом нужно было сохранять какие-то форматы, которые закрываются. Второе: у нас на эту программу был спонсор, их не очень много сейчас, и очень хотелось этого спонсора удержать. И, когда мы стали предлагать разные альтернативные варианты ведущих, спонсор сказал: «А, может быть, Синдеева?» И как-то мне никогда это в голову не приходило. Не то, что я такая скромная и никогда не хотела ничего вести, но я никогда об этом не думала, потому что, с одной стороны, это вроде, как рядом – если что, ты можешь всегда сесть в эфир, но с другой стороны, у тебя нет опыта, ты не журналист. Я понимаю, что это работа, это не только сел и поболтал. Но ситуация так сложилась, что надо было срочно делать, и, собственно, мы за два дня приняли решение, и первая программа с Иреной (Лесневской) была придумана за два дня. А потом, когда вроде что-то получилось, хотя понятно, что там еще думать и думать, работать и работать, и вообще, это оказалось очень тяжелой работой – ведущей…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Да-да, что-то мы слышали об этом!

Н.СИНДЕЕВА – Я понимала, что это сложно, я всегда понимала это, как человек, который находится с другой стороны. Конечно, это правда сложно и сложно с разных сторон: и как вести интервью, как дожимать, как сдавать, ну, в общем. Сейчас вот следующая вышла – Куснировича мы записали, еще несколько. То есть, опять же надеюсь, что с неким опытом оно как бы что-то придет. Но пока спонсор есть, пока мы ее делаем.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Вообще, вы как для себя решили, что «я не буду журналистом»… Вы же работали на «2х2»?

Н.СИНДЕЕВА – Да, но я никогда не была журналистом.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Вы никогда не были журналистом, но вы, так или иначе, все время были с телевидением, о коло эфира. Это результат какого-то осознанного решения, что «я буду за кадром, я буду за микрофоном».

Н.СИНДЕЕВА – Да нет, мне всегда нравилось продюсировать. Слушайте, когда ты делаешь «Серебряную калошу» и находишься за кадром, при этом ты выпускаешь спектакль, который показывается один раз, и ты в этот спектакль вкладываешь силы, эмоции, энергию, у тебя получается такой спектакль. Но это разные профессии. Мне всегда нравилось что-то продюсировать, а главное, получать отклик от людей, зрителей, который говорят: это было здорово или не здорово, понравилось или не понравилось.

А кадр? Притом, что я люблю быть на сцене, ну, условно. То есть я НЕРАЗБ. Мне нравится быть на сцене, условно, то есть я люблю быть в центре внимания. Но если бы не эта ситуация – вот сейчас – то я, может быть, много лет никогда бы не подумала про то, чтобы сесть в кадр. С точки зрения некоторой популярности, мне это никогда не нужно было специально, она все равно есть, как у менеджера. А потом, это же, правда, работа. То есть то, что я сейчас позволила себе такую роскошь – делать программу, это правда роскошь. Я целый день вчера – а до этого полдня я занималась подготовкой, старалась, хотя нужно было больше – я целый день посвятила себя съемкам вместо того, чтобы, в общем-то, как бы сказал мой муж, «писать бюджет», финансовые планы и так далее.

И.ВОРОБЬЕВА – Давайте вернемся совсем далеко назад. В какой-то момент вы приняли решение приехать в Москву. Это решение, которое в вас долго зрело?

Н.СИНДЕЕВА – Я всегда знала, что я… Я жила в маленьком городе Мичуринске, притом меня воспитывали бабушка и дедушка. Они ездили регулярно в Москву – у нас были родственники – в Питер куда-то. И я знала, что я никогда не буду жить… Потому что я люблю до сих пор, этот прекрасный маленький город. Он очень провинциальный, но такой, очень со своим обаянием, он очень зеленый, прекрасный. Я занималась в балетной школе, я там тоже была как-то в центре, скажем, в активной мичуринской жизни. То есть мы выступали на всех главных стадионах, мы ездили на разные фестивали. Но из-за того, что я не жила только в Мичуринске, а мы выезжали очень много с ансамблем даже в Европу, в Польшу мы ездили, - а это тогда казалась заграница такая, серьезная, - то я, конечно, видел больше и шире. У нас был очень сильный педагог в балетной школе, которая нам прививала вкус к жизни, что жизнь она шире и больше, чем просто то, где вы сейчас находитесь. И такое решение было. Я всегда знала, что я обязательно уеду.

Я планировала после школы уехать поступать в Питерский университет. Я к нему готовилась, мне очень хотелось на психфак – почему-то я себе такое придумала. И в момент, когда надо было уже все – уезжать после сдачи экзаменов, я вдруг поняла, что если я сейчас вдруг уеду, то моя бабушка с дедушкой, которые, собственно, мне посвятили всю жизнь – я была с ними с трех лет – для них остановится жизнь просто с моим отъездом. Я это вдруг как-то по-взрослому почувствовала, хотя они были не против, они меня, в общем, отправляли. И тогда я поняла, что нет, надо плюнуть на свои какие-то желания, и я осталась и поступила в Мичуринский пединститут, все это было на соседней улице, поэтому я пошла туда. И, когда я уже закончила, к этому моменту уже в Мичуринск приехали мои папа, тетя, и мы из семьи в три человека стали большой семьей. И в этот момент я поняла, что имею право сейчас уехать, и все – поехала в Москву.

И.ВОРОБЬЕВА – Поехали в Москву, и у вас уже была работа?

Н.СИНДЕЕВА – У меня ничего не было, у меня были друзья, которые сказали: «Вот смотри, вот тебе три месяца. Ты на три месяца можешь пожить, мы тебе даем возможность пожить – сняли квартиру, и три месяца ты можешь искать, думать – что ты хочешь». Я чего-то помыкалась, попыталась у них поработать у них секретарем или кем-то, чтобы хоть чему-то научиться – поняла, что это все неинтересно. Я стала как-то искать, и, собственно, первое место моей работы – это был бассейн «Чайка», в котором мы строили ночное шоу. Бассейн «Чайка», в котором все плавали – мне знакомые сказали: «Знаешь, мы хотим сделать ночное шоу на воде с кафе, с рестораном, чтобы это был такой настоящий почти Лас-Вегас – с прыжками в воду, с циркачами, которые летают над этим, над всем. Не хочешь этим заняться?» А мне всегда это было… Не было же тогда слова «шоу-бизнес», не было слова «продюсер», но все, что касалось некого творчества – я не знаю – в институте – понятно, это культмассовый сектор, все КВН и так далее – это все понятно, все было интересно. И тут я фактически одна, не имея ни опыта, ничего, спродюсировала большое двухчасовое шоу, не зная, вообще, ни людей в Москве…

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Не зная даже, что вы являетесь продюсером.

Н.СИНДЕЕВА – Да, я тогда не знала, что я являюсь продюсером, но я три месяца просто провела в «Чайке», я там жила, я нашла самых лучших прыгунов в воду, чемпионов мира. Я нашла самых лучших циркачей, это «Журавли», которые очень известные, выступают везде, в Лас-Вегасе и так далее – уговорила в Москве остаться на это время. То есть мы все сделали, все подготовили, перестроили. И ко мне приходили какие-то известные режиссеры, которых я тогда не знала, говорили: «Мы вам подскажем, как сделать свет»…. Ну, то есть я училась в процессе тогда. И, когда мы выпустили это шоу, первое было премьерное – пришла тогда, я помню, Алла Борисовна, Кобзон – все звезды. Но их не я приглашала, я их не знала тогда.

И.ВОРОБЬЕВА – Страшно стало, когда увидели?

Н.СИНДЕЕВА – Мне вообще, не было страшно, было важно только, чтобы ничего не сорвалось, никто не упал, ничего не лопнуло. Прошло первое шоу, и на следующий день – это случился уже август, пока все это делалось – а дальше начались дожди. И мы показали еще одно шоу, и дальше не могли, потому что была открытая площадка, и, собственно, все это заглохло. Мне не заплатили деньги. Но это был такой колоссальный опыт тогда и только потому, что меня поили и кормили эти три месяца в «Чайке», а на квартиру у меня еще были деньги тогда… Ну, то есть мне что-то заплатили вначале, а потом мне должны были выплатить какой-то гонорар. Гонорар мне не выплатили, и это было очень тяжело, это было ужасно, я первый раз столкнулась с такой ситуацией. Но это был колоссальный опыт. И, собственно, так получилось. И там «Тысяч и одна ночь» - тоже случайно. Это канал «2х2». Это все было рядом…. То есть на самом деле продюсирование, не важно – что. Наверное, можно было и кино заниматься.

И.ВОРОБЬЕВА – То есть, наверное, спрашивать, не было ли у вас мысли вернуться обратно в Мичуринск – наверное, не было?

Н.СИНДЕЕВА – Нет, никогда.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – У уехать из России?

Н.СИНДЕЕВА – Никогда, вообще. Даже сейчас иногда – как-то настроения у всех какие-то такие бывают, не очень.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Хэштег «пора валить».

И.ВОРОБЬЕВА – Открываешь новости, а там написано, что гражданство Латвии – про себя читаешь.

Н.СИНДЕЕВА – Нет, никогда. Это была всегда позиция моя и в семье мы никогда не обсуждали. То есть понятно, что были, как у всех: «Ах, хорошо бы где-нибудь домик!», но это всегда заканчивалось только разговорами, потому что понятно, что ты должен тогда там жить хотя бы треть жизни проводить там. А мы любим Москву, любим здесь… И… ни разу.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – А еще про решения такие, менеджерские. Я тут сейчас о своем, о больном – взаимоотношения с известными людьми, с журналистами. На канале у вас много звезд, и, на «Серебряном дожде» вы работали с суперзвездами. Тут как решения принимаются? Кого выбрать, как выбрать? Где пойти на уступки, где не пойти на уступки?

Н.СИНДЕЕВА – Каждый раз… Нет же какого-то рецепта. Кто-то приходит сам случайно, ты пробуешь – и вот из человека вырастает кто-то, что-то. Кого-то ты сам – вроде тебе показалось, что есть потенциал, что ты можешь найти, и что-то получится. Иногда это выстреливает, иногда ошибаешься. Просто ты ошибаешься и забывается, то есть человек не пошел и… Вы же не помните, что в самом начале у нас работали ведущие Аверин, Ханга. Вы даже не помните, наверное, этого сейчас. Притом, что это было очень здорово, они были такие взрослые ведущие, но не было какого-то…. Я даже не помню, почему, но вдруг мы взаимно все поняли, что не развивается.

С Пашей Лобковым – собственно, он один из тех как бы уже маститых, который пришел на работу. Тоже было спонтанно. Когда он уволился, его уволили, то я позвонила: «Паша, может быть, вы придете, попробуйте». То есть - нет же рецепта. А вопрос, как строить отношения? Ну, сложно, сложно. Ты просто в какой-то момент понимаешь, что это не просто твои отношения, но у этого человека есть отношения уже и со зрителем, и тебе важно об этом помнить. Иногда приходится идти на какие-то внутренние компромиссы и уступки. Иногда хочется сказать: «Все! Зачем мне это надо? Увольнять надо!» - эмоционально же бывает. Но ты понимаешь, что не может быть только твоим решением, потому что за этим человеком еще есть аудитория, которая за ним пришла и которая смотрит. На «Серебряном дожде» было чуть проще. Там Савицкий знал, как это все построить.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – А, если говорить про выстраивание отношений с людьми, которые принимают решение о судьбе телеканала, то тут как, какие компромиссы возможны, невозможны – как тут решить для себя?

Н.СИНДЕЕВА – Есть какой-то, наверное, у каждого человек, у меня, в том числе… я точно компромиссный человек. Я понимаю, что компромиссы необходимо в личной жизни, в семейной, работе. Вопрос некой границы внутренней, которую ты себе определил или она у тебя есть – я не знаю, как она там формируется – что на это ты никогда не пойдешь, что это не может быть ценой решения того или иного вопроса. Мне кажется, у меня какой-то внутренний барьер есть. Если вы меня спросите такую конкретику назвать, наверное, я не скажу. Это надо будет приводить какие-то конкретные факты или людей…

И.ВОРОБЬЕВА – Но барьер не двигается или двигался в связи с какими-то событиями?

Н.СИНДЕЕВА – Нет, не двигалось ничего. Я ни разу себя не поставила перед сложным выбором.

И.ВОРОБЬЕВА – Что касается опять же людей, которые принимают решение в стране, то есть люди из власти – вы, когда с ними общаетесь, когда-то пересекаетесь, общаетесь, они приходят на эфир, говорят: «Ну, что же ваш телеканал…» и начинают ругаться – вот здесь, какое решение надо принять? Надо пошутить, улыбнуться или сказать: «Знаете что? Наш канал говорит то, что надо!»?

Н.СИНДЕЕВА – Ну, по-разному. Это же тоже зависит, в какой интонации. Ну, часто улыбнуться, сказать: «Ну, что…, знаете, есть такая профессия – журналист. У них есть такая неприятная задача – иногда задавать неприятные вопросы». Иногда приходится объяснять, потому что иногда человек приходит и у него другая картина. То есть он, условно, не видел… вот, как с нашим вопросом. Многие же не видели программу, а выдернутый из контекста вопрос, собственно, и дал им всю информацию. И вот в этих случаях, конечно, надо объяснять, что это не так, то есть объяснять, как это. Ну, по-разному.

И.ВОРОБЬЕВА – Слушайте, в этот момент, когда все происходило с «Дождем», когда все это началось, когда стало понятно, что все плохо, когда начали отключать, наверняка же были моменты, когда все – «я завтра иду к Путину», «я завтра иду к Медведеву» и далее по списку. Вот «я дойду до всех и попрошу»…

Н.СИНДЕЕВА – Я постараюсь дойти до всех для того, чтобы не попросить, а для того, чтобы все-таки здравый смысл включился.

И.ВОРОБЬЕВА – То есть решение дойти до…

Н.СИНДЕЕВА – Мы его даже и озвучивали и давно. Попробуйте дойти, да… Потому что, собственно, решение только сейчас фактически в одних руках, и я, конечно, не оставляю некую все-таки идею этого – попытаться это сделать. И это, понимаете… все говорят: «Это что - пойти попросить?» Я говорю: «Нет, это поговорить и рассказать». Потому что опять же картина мира, как мне кажется, она может быть совсем не такой, как она есть, и эту картину рисуют разные люди разными красками. А это же моя картина. Может быть, я сама смогу рассказать, какая она. Это не значит, как с Михалковым, это не значит, что это обязательно победа, это не значит, что или пан или пропал, но, во всяком случае использовать и эту возможность, мне кажется, я тоже должна.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Логика развития телеканала «Дождь», который сначала был для нас таким «OptimisticChannel», розовый, такой весь радостный – не знаю – программы Юлии Мельниковой изумительный. Вот все про город, про какие-то интересные штуки-дрюки – все было. И потом постепенно-постепенно мы видим, как канал превращается в остро-политический: прямые эфиры отовсюду - и с беспорядков, и с событий на Украине, и все-все. Это цепь решений каких-то?

Н.СИНДЕЕВА – Таня, это с самого начала было. Мы же с самого начала, не понимая, что мы будем информационным каналом, мы понимали, что это, условно, «здесь и сейчас» - это как бы определяющее канала. И мы постарались быть здесь и сейчас с самого начала. Просто у нас была возможность.Почему появлялись программы, условно, как бы неформаты не информационные – потому что всегда первые были еще формат, то есть новости и так далее, но есть еще что-то, что кроме новостей интересует людей, поэтому у нас и музыка была и программы НЕРАЗБ, прекрасная Мельникова или Ксения Чудинова с Филиппом Мироновым – все это было, и мы это все щупали. Плюс еще это все является рекламоемким в отличие от новостей, вы прекрасно понимаете. То есть это можно продать с ходу, а вот это не продать.

Дальше в какой-то момент мы приняли для себе решение, когда мы рисовали бизнес-планы, когда мы строили прогноз на будущее, то мы для себя определили, кто мы. Давайте себе уже скажем честно, что мы информационный канал. Давайте тогда, если мы информационный канал, - на кого мы смотрим? То есть мы стали искать для себя образцы некий форматов. То есть если до этого… ну, вроде к какому каналу? Вот мы вроде и не General, а с другой стороны, новостей очень много. И не «Первый канал», с точки зрения наполнения. В какой-то момент мы изучили, посмотрели на бизнес-модели американских информационных каналов таких, как MSNBCFOX, CNN – это каналы которые работают «в кабеле», у них точно такая же бизнес-модель, как и у нас. То есть «кабель», спутник – и доход от дистрибьюции и от рекламы. И мы поняли, что мы должны быть для любого человека – для инвестора, для рекламодателя – для любого стало понятно, что мы информационный канал. И мы приняли решение оказываться потихонечку от непрофильных форматов. А дальше просто так получилось, что ситуация общественно-политическая стала… сама вывела. И поэтому мы чаще показываем Украину. То есть если бы что-то происходило не на Украине, а еще где-то, то мы бы тоже это показывали.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Да, это понятно. Ну, тогда наш последний традиционный тоже вопрос дляпрограмма «Разбор полета»: Над каким решением вы сомневаетесь сейчас?

Н.СИНДЕЕВА – Нужно, вообще, все это – то, что мы сейчас делаем?

И.ВОРОБЬЕВА – Вы же уже приняли решение, что нужно.

Н.СИНДЕЕВА – Опять же нет у меня сейчас никакого решения. Решение такое – сохранить, чтобы работало, чтобы здравый смысл восторжествовал. И в этом нет ничего сложного, то есть оно уже принято. А за кадром, в рассуждениях остается – а, вообще, это нужно в глобальном смысле, все, что сейчас происходит?

И.ВОРОБЬЕВА – Я бы хотела завершить программу sms-сообщением, которое пришло из Тульской области: «Передайте Наталье, что даже, если наступит засуха, то «Дождь» все равно рано или поздно пойдет».

Н.СИНДЕЕВА – Спасибо большое!

И.ВОРОБЬЕВА – Спасибо! Генеральных директор телеканала «Дождь» была сегодня в программе «Разбор полета».

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Всем счастливо!