09.09.2009 г. - Михаил Бергер: Жестокое отношении власти к «Медиа-Мосту» помогло развитию медиарынка

Апрель 2001-го стал знаковым месяцем в истории российских СМИ. Смена власти на НТВ, а через три дня и закрытие газеты «Сегодня», стали водоразделом между эпохой олигархических СМИ и «управляемой демократией» Владимира Путина.

Последний главный редактор газеты «Сегодня», Михаил Бергер, был приглашен на эту должность медиамагнатом Владимиром Гусинским из газеты «Известия», принадлежавшей его злейшим врагам – «Онэксимбанку» Владимира Потанина. Это была уже очередная смена главного редактора, газету ктому времени покинула большая часть сотрудников из первоначального состава. Бергер создал практически новую редакцию, и газета выходила еще почти 4 года.

В 2001 году, когда контроль над «Сегодня» перешел к «Газпрому», Бергер был уволен, а газета закрыта. Спустя 8 лет в интервью Slon.ru Бергер рассказал, почему жестокое подавление «Медиа-Моста» он считает событием, принесшим пользу отечественному медиарынку.

Сейчас он возглавляет медиаактив другого олигарха – владельца НЛМК Владимира Лисина. На посту генерального директора «Объединенных медиа» он успел отметиться конфликтом с частью коллектива и увольнением главного редактора радио Business FM Дмитрия Солопова.

ЭКЗОТИЧНОЕ ЗАКРЫТИЕ

– 17 апреля 2001 года. Газета «Сегодня» закрыта. Вы знали об этом заранее?

– Нет, это был сюрприз для меня. Я хорошо помню, как директор издательства (генеральный директор ИД «Семь дней» Дмитрий Бирюков – Slon.ru), попросил меня зайти. Я зашел, а он сообщил, что должность главного редактора сокращается. В этой связи, сообщил директор, мои трудовые отношения заканчиваются, а выход газеты приостанавливается. Произошло это, кстати, вечером, когда выпуск очередного номера газеты был в полном разгаре. Конечно, выглядело это весьма экзотично и, насколько я понимаю, незаконно – СМИ без главного редактора не может существовать. Но это уже история.

– Сейчас, спустя годы, причины закрытия кажутся вам теми же? Или они с годами уже видятся другими?

– Я ничего радикально не пересмотрел с тех пор. Честно говоря, у меня нет никакого желания вспоминать обиды и реконструировать претензии...

Да, жаль, хорошая была газета. Но медиакомпания Гусинского, которой принадлежала газета, вступила в сложную схватку с властью. Вот и вся фабула, остальное – детали. Газета «Сегодня» была уязвима. Могли бы закрыть и НТВ, немножко сложнее было бы, но тоже было возможно. А газета была более уязвима. Она была убыточной. Как и сегодня, газета – дело дорогое, сложно устроенное и, как и сегодня, – редко доходное. Исключения – таблоиды и успешные качественные газеты – «Ведомости» и «Коммерсант». А вот все, что между, как правило, материально живет тяжело.

Тогда, на мой взгляд, была перспектива нормального экономического существования газеты в рамках издательства. «Сегодня» не окупала затрат на свое производство. Доходы были, но затраты в целом не окупались. Формальной была именно эта причина. И причина, признаемся, серьезная. Но, конечно, за ней были другие мотивы. Главный – Гусинский и вся его компания.

– Почему газету закрыли позже на три дня, чем на НТВ установилась новая власть?

– Кто его знает? Я уже даже забыл... Может, потому, что телевидение выходит в субботу и воскресенье, а газета не выходит? Мы в пятницу сделали выпуск, следующий был в понедельник. Разница – чисто технологическая, специальной версии на этот счет у меня нет.

СОБЛАЗН ПОВЛИЯТЬ

– Скажите, а как поменялась журналистика за эти годы?

– Она стала более профессиональной и менее эмоциональной. Тогда было больше чувств, больше желания включиться в политическую борьбу, что на самом деле не является функцией журналистики. Журналистика – это транспорт общественной мысли, которая сама по себе может быть левой, правой, фундаментальной, либеральной, демократической, какой угодно! Но это понимаешь не сразу.

У журналистов, во-первых, высок соблазн – повлиять на какие-то политические процессы, что, на мой взгляд, неправильно. А, если вы помните 90-е годы, то целая плеяда журналистов просто погрузилась в законодательные органы разных уровней – от городских законодательных собраний до Государственной думы. Ничего хорошего из этого не вышло. И журналистами люди перестали быть... Где сейчас Александр Невзоров, который делал неплохую передачу в Питере? Побывал в Думе...

 – Издает журнал о лошадях.

– И сколько его читает людей? Мукусев, который тоже побывал депутатом... Да большой список! Ни к чему хорошему это не привело. Было желание и позыв журналистов – на что-то повлиять, но, конечно же, это атавизм ранних 90-х годов.

Тогда журналисты действительно участвовали в политических движениях, разборках, потому что оказались единственной социальной группой, которая была остро заинтересована в перестройке, реформе. Журналисты выиграли первыми. Ведь разрешить открыть рот – дешевле, чем повысить пенсии, дать новые рабочие места, повысить эффективность и конкурентоспособность экономики и – соответственно, повысить благосостояние людей. А журналист был счастлив уже оттого, что ему разрешили говорить и писать то, что он думает. Поэтому эта группа, не сговариваясь, ринулась поддерживать то, что происходит. Иногда – за рамками своей профессии, но – используя свою профессию для поддержки и сохранения статус-кво в развитии реформаторских направлений. Это – ранние 90-е.

Потом, в середине 90-х, журналистика активно выступила (и нельзя назвать это сговором) против коммунистов на стороне Ельцина...

ПОЛЬЗА «СЕМИБАНКИРЩИНЫ»

– Все же не было это сговором?

– Нет, это было искреннее настроение. Не сговор, не коррупция, никто никого не покупал. Да это и не решило бы вопроса. Вопрос решило то, что журналисты действительно не хотели возвращаться к выездным комиссиям райкомов партии, ленинским зачетам, госэкзаменам по научному коммунизму... Вот детям своим я не могу объяснить сейчас, что такое «выездная виза». Журналисты по велению души и сердца ринулись в политическую борьбу.

С академической точки зрения это выглядит неправильным – не должны они этого делать, они должны дать слово тем и этим. Но хорошо рассуждать об этом сейчас, с высоты прошедших лет. А тогда опасность коммунистической реставрации была высока. И жить сейчас в «Северной Корее» мы вполне могли бы, только с территорией побольше.

– И вы до сих пор в это верите?

– Да, до сих пор. Я верю, что могли вернуться коммунисты и был бы чуть улучшенный вариант Северной Кореи. Недо-Корея и пере-Белоруссия, но что-то подобное было бы. И тогда, взвешивая, понимая это, значительная часть журналистов отступилась от строгих академических правил. Врезалась в борьбу.

Я в 96-м году работал в «Известиях», и сейчас могу признаться в смертных грехах. Да, я блокировал некоторые материалы, которые, на мой взгляд могли сильно навредить.

– Ельцину?

– Да. Я говорил тогда: «Все очень хорошо, но приходите после выборов, мы напечатаем». Мне приносили, например, материал о том, что премьер-министр за счет «Газпрома» в Германии делал какую-то операцию на сердце. Может, это и было правдой, и надо было это проверять. Но «После 4 июля приходите» – был мой ответ.

Это – профессиональный грех, о котором ни секунды не сожалею. Ни секунды! Еще раз повторю почему. Турпоездку в Монголию, как счастье, я застал. Был уже довольно взрослым человеком и наелся прелестей коммунистического режима – до рвоты...

– То есть с такой точкой зрения – приди тогда к власти Зюганов, такого отката назад, как сейчас, все равно не было бы – вы не согласны?

– Мы же не в коммунизм откатываемся. Это государственный, чиновничий, распределительный капитализм, когда назначают богатых и бедных. Говорить в сослагательном наклонении сейчас трудно. Может, сейчас было бы Политбюро в полном составе? Кто даст гарантию, что было бы сейчас лучше?

Нет, я такой теории не придерживаюсь.

ЕЩЕ О ГРЕХАХ

– А помните, какие еще материалы вы блокировали?

– Их не так много – один-два случая. Я несу это в себе, помню.

У меня есть личный кодекс смертных профессиональных грехов. Не буду перечислять их, он – мой собственный. Но то, что я тогда блокировал, было грехом.

– Не назовете?

– Нет, но их не больше 10, как заповедей. А больше голова не удерживает. Ну, вот один из страшных грехов журналиста – не давать другой стороне высказаться. Простые и ясные правила. Было дело, был грех. Хотя вряд ли поступил бы сейчас иначе. Я был не один такой. Все эти решения были продиктованы пониманием угрозы, которая существовала. Мы могли ошибаться. Может, и не было на самом деле никакой угрозы, но мы не сомневались – была.

– А вот эта история о семи банкирах, которые договорились «двигать» Ельцина – из страха потерять свою собственность? К ней как относитесь?

– Я хочу сказать, что собственность была не только у семи банкиров, собственность была у миллионов граждан. Просто люди – неблагодарные. Они до сих пор ненавидят Чубайса, хотя именно благодаря ему, например, каждый гражданин...

– ...не получил «Волгу».

– Все помнят про две «Волги» на один ваучер. Но никто при этом не берет в расчет то, что люди получили бесплатно квартиры, в которых жили. Самая говенная хрущевка (простите за это слово, но я на нем настаиваю) $25-то тысяч сейчас стоит. Вот вам и две «Волги». Люди получили это в подарок, в один момент. И не нужно было уже прописывать умерших бабушек, как в советское время, прятать трупы под кроватью, заниматься всем этим ужасом, который иссушает душу. Но никто этого вообще не вспоминает, не то чтобы с благодарностью, а вообще не вспоминает и не учитывает.

Стоило это того, чтобы ради новых отношений или новой общественной конструкции вдруг поступиться и объединиться с «семибанкирщиной»? Были люди богаче семи банкиров, были беднее, но всем не хотелось терять собственность. Эти банкиры просто оказались более активными и смелыми. Да, они защищали свои интересы, но также – и миллионов людей. Миллионов!

СЕРВИСНАЯ ФУНКЦИЯ

– Вы начали говорить о разных периодах журналистики и остановились на середине 90-х. А что было потом, на ваш взгляд?

– Журналистика переживала разные периоды. И давайте я скажу о советской системе, потому что при царизме я тоже работал. А в этих условиях она была частью власти и инструментом манипулирования. Это была сервисная функция – обслуживать власть. В самом начале 90-х появились частные медиа, но никому в голову тогда не приходило – заработать на газете. Даже думать об этом было странно. Так что сервисная функция осталась...

– Служить хозяину?

– Да! Капиталисту, буржую, кому угодно. Все, кто работают по найму, кому-то продались. Да, журналисты, попавшие в медиаструктуры к олигархам, продались (если вам так нравится это слово) олигархам. И это замечательно! Потому что при советской власти мы уже рождались проданными компартии. А тут разрушилась государственная монополия на граждан, их труд. И самые отвратительные олигархи, когда их много, лучше, чем одно прекрасное государство, которое никому не дает сказать слова. Повторю, даже лучшее государство отвратительнее самых гнусных капиталистов, которые просто из-за разности своих интересов дают хоть какой-то плюрализм. Это было начало 90-х.

А к середине 90-х стало приходить понимание того, что медиа – это не только инструмент перебранки и решения хозяйственных вопросов, но и – отрасль, индустрия. Гусинский, кстати, понял это одним из первых. Он создал первую мультимедийную компанию и стал этим заниматься как бизнесом, а прежде продал заправки, страховые компании, много всякой ерунды. Он стал сосредотачиваться только на медиа, понял, что здесь не только влияние и слава, но и деньги.

Если я правильно помню, то рекламный рынок к первому кризису 98-го года составлял около $1 млрд. И даже когда олигархи заводили медиа, чтобы переписываться или переругиваться с властью, с конкурентами или с партнерами, они вдруг стали видеть, что медиа могут быть вполне интересным бизнесом.

Прекрасно развился холдинг Independent Media – ну чистый бизнес! В 2006 году продан за более, чем 160 млн евро. Отличная сделка! Появилось понятие в 2000-х «медиаактивы», попросту появилось! Рекламный рынок пер как ненормальный, добавляя по 30% в год. И к прошлому году стал шестым в Европе и 12-м в мире. $10 млрд – это уже настоящие деньги! Появились публичные компании... Вот это – новый этап.

И должен сказать вам одну вещь. При всех сложных эмоциональных переживаниях апреля 2001 года и дальнейших событий, вынужден признать – жесткое, а порой жестокое отношении власти (к тому же «Медиа-Мосту») резко помогло развитию именно медийного рынка. Люди поняли, что бессмысленно вкладывать деньги в медиа как политический инструмент.

– Еще бы, все испугались.

– Да, но в каком-то смысле это хорошо. Появились газеты как предприятия, телекомпании как компании, а не как инструмент давления. Мне бы хотелось, конечно, чтобы появились вольные разгуляй-газеты, но ведь они должны на что-то существовать! И, если наши читатели, зрители не хотят покупать, не хотят платить, то где источник существования? Должен сложиться рынок. Так что повторю – поведение жесткое властей акселерировало процесс монетизации медийной индустрии, которая была сильно перегружена политическими бюджетами.

Я читаю лекции в Высшей школе экономики – по управлению медиаактивами. И там у меня есть целый раздел – нерыночные причины существования медиа.

– И сколько в разделе лекций?

– Полный цикл – сто часов, лекции и семинары, а нерыночным механизмам мы уделяем три-четыре пары. Только им, потому что их много, этих причин. Я разбираю признаки нерыночного существования. Никто же не декларирует, что организовал медиакомпанию только потому, что хочет продвинуть другие вопросы – добычу нефти, например. И меня радует, что нерыночных медиа становится меньше. За исключением СМИ наподобие журнала «Красного креста», канала «Культура» и радио «Орфей». Это те СМИ, которые примиряют меня с налогами. Я понимаю, зачем плачу их, потому что люблю эти СМИ – радио «Орфей», и телеканал «Культура», которые существуют на деньги налогоплательщиков. В отличие от многих других услуг государства, кстати, – здравоохранения, безопасности, дорог, качество этой услуги мне нравится.

А вот когда олигархи выпускают газеты не по рыночным причинам, это всегда заканчивается одним и тем же – трагедией для журналистов, закрытием газет, журналов и телекомпаний. Надо идти рыночным путем. Вот так цинично я теперь на это смотрю.

– Меня удивила эта ваша точка зрения – о том, что никто не признается, что пытается решить бизнес-проблемы через газету. Да, не признается. Но вы можете припомнить, чтобы благодаря владению СМИ кто-то получил нефтяную компанию, например? Не преувеличено ли влияние СМИ?

– Нет, таких примеров нет, конечно. Нельзя с помощью СМИ решить проблему. Но владеть СМИ – это как пальчиком попридержать чашечку весов, это бывает. Для того, чтобы еще один аргумент положить на чашу весов при других факторах: деньгах, влиянии, связях и бог знает чего еще. Одни медиа – недостаточный фактор.

ЗВЕЗДЫ «СЕГОДНЯ»

– За время существования газеты зажглось много звезд. Михаил Леонтьев был одним из основателей, например.

– Да, и Елизавета Осетинская, ныне – главный редактор «Ведомостей». Немало людей, которые работали в газете. Татьяна Малкина... Список большой, на самом деле. Но многие журналисты уже пришли достаточно известными профессионалами. Михаил Леонтьев, кстати, был уже известен по «Независимой газете», но «Сегодня» поддержала, продвинула разнообразные способности и таланты этого человека.

– А кого вы, прежде всего, как редактор ценили, о ком, вспоминая о газете, думаете?

– Леонид Радзиховский – замечательный журналист, который и сейчас высоко востребован, интересен. Юлия Латынина сотрудничала с «Сегодня»...

Для меня вообще-то все это история. Она – со мной, но жить, обернув голову назад, неинтересно. Зачем мы сейчас об этом так подробно вспоминаем?

– Ну, один раз!

– Надо же двигаться дальше, развиваться...

– Скажите, а Гусинский не возвращается, потому что до сих пор не может?

– Наверное. Посмотрите, в Лондоне ведь уже – практически целое отделение РСПП, уехавшее не по своей воле.

– И, если сказать одной фразой, то, вспоминая тот период, как вы его характеризуете?

– Вспоминаю с сентиментальными чувствами – с теплотой и благодарностью. Я ценю опыт, каждый опыт, который у меня был. И у меня нет ощущения, что фундаментально надо было что-то делать иначе.

НЕМЕЦКИЙ ОПЫТ

– Я понимаю, что вы не живете прошлым, но все же, вспоминая о своем опыте, вы помните те материалы, которые что-то действительно изменили? Реально повлияли на что-то?

– У меня эти воспоминания связаны с газетой «Известия», где я проработал больше 10 лет – со второй половины 80-х. В «Сегодня» я меньше писал, все же я был там главным редактором. А вот публикации еще советских времен помню. Вот вам смешно даже будет...

Я съездил в Германию в 1989-м году – по приглашению ведомства печати федерального канцлера. Была такая программа у правительства ФРГ – приглашать журналистов. И я с удивлением узнал, что первый закон, который после войны приняла Германия, – закон о независимости Бундесбанка. Есть закон о производстве пива – 1 400 какого-то года. А первый закон послевоенной Германии – этот. Мне объяснили конструкцию независимого банка. В «Известиях» появилась серия статей... Я взял книгу Людвига Эрхарда «Социальная экономика» (он, как известно был первым министром экономики и канцлером, именно при нем Германия из пепла возродилась и стала сильнейшей экономикой). Перевод книги тогда не понравился заказчику, тираж не пошел в продажу, а мне книгу подарил переводчик. Я взял базовые идеи Эрхарда и попытался сравнить их с реальностью Германии, через 40 лет. Одна из статей была посвящена банковской системе и независимости Центрального банка.

И вскоре после этого в Верховном совете развилась большая дискуссия о независимости государственного банка СССР. Был принят закон. Я не тешу себя иллюзиями, что это я спровоцировал. Но, возможно, это был тот маленький камешек, который столкнул лавину. На эту проблему обратили внимание депутаты. И Николай Шмелев, депутат и экономический публицист, был одним из локомотивов обсуждения.

Хорошо помню публикацию «Сосны и Сосенки» – о двух командах 1990-го года, которые готовили правительственные экономические программы. Одна – в поселке Сосны по Рублевскому шоссе, это был Совет министров СССР, другая – в Архангельском, рядом с поселком Сосенки. Это была программа, ориентированная на Ельцина. Не знаю, на что публикация повлияла, но люди, тогда активно работавшие и еще работающие, помнят ее хорошо – до сих пор.

Помню заметку в «Известиях» года, наверное, 1987-го. Позволил себе усомниться в безгрешности Госплана.

– Как вы могли!

– Вот именно! Надо понимать, что Госплан был сильнее КГБ и МВД, он реально распоряжался ресурсами, это была настоящая власть. Я написал текст, достаточно аргументированный, и главный редактор – Иван Лаптев, как сейчас помню, говорил на летучке: «На самом деле гласность – это не то, когда мы выяснили, что у нас есть наркоманы и проститутки. Гласность – в том, что Госплан-то, оказывается, не все понимает». Не без трепета и волнения он поставил текст в номер. Наверняка рискуя чем-нибудь.

ЧУВСТВО СТРАХА

– Это вы журналистом были, а вас, как редактора «Сегодня» когда трепет охватывал? Холодный пот и спазмы в животе были от чего?

– Было. Я помню эти ощущения прекрасно, но вот конкретика просто стерлась.

– Может, это было постоянным чувством?

– Нет, не было. Но, если ты работаешь в ежедневной газете, то несколько раз в неделю это чувство точно посещает. А без этого газета никому неинтересна.

– А вот «дело писателей»... Ваша была история или НТВ?

– Насколько я помню, началась она на «Эхе Москвы». Что-то и с нас начиналось, но знаете, газета с тиражом в 70 000... Напишешь что-нибудь, а потом ТВ как – хрясь, и никто не вспоминает о газете больше.

– Не хочется вам вспоминать словом...

– Было, было страшно подписывать номера.

– Перед Гусинским было страшно?

– Да что Гусинский? Ну матюгнет по телефону... Страшно было тогда, когда затрагивались какие-то глобальные интересы, большие, серьезные. Национальный Фонд спорта, который ввозил сигареты и алкоголь в Россию и фактически «арендовал» три метра государственной границы, потому что ввозил все по особому таможенному тарифу, например... Страшновато это ставить было, по-человечески.

– А есть тексты, которые не пошли и которые вы помните до сих пор?

– Были, наверное. Но не шли они или из-за качества, или односторонности подхода. Что такое ежедневная газета понимают только те, кто в них работает. Никакого запаса ведь нет. Так что нет, цензурных историй, пожалуй, не было.

– Гусинский сильно давил?

– Слушайте, Гусинский относился к бумаге высокомерно, как к нацменьшинству. Для него было главным ТВ. Не знаю, как это реализовывалось в телевидении, ничего про это не знаю. А мы были в стороне, что ли, и были этим относительно счастливы.

– А ведь до сих пор «Связьинвест» поминают всему «Мосту»...

– Мутная история, в которой каждая сторона отстаивает свою точку зрения. Чубайс с Немцовым считают, что это был первый честный тендер, другая часть – что подлый сговор. Я не могу встать ни на ту, ни на другую сторону. У меня нет достаточно информации. Слово против слова – слабые аргументы. Не берусь судить, но история – мутная.

– А газета?

– Конечно, она критиковала Чубайса с Кохом, в этом случае она была недостаточно объективна.

– Вы понимали это тогда?

– К счастью, тогда я работал в «Известиях» и появился в «Сегодня» в августе 1997-го года – после «войны» уже. В июле эта параша развернулась со страшной силой, забрызгав большое количество народа со всех сторон. По-человечески мне повезло в этом не участвовать.

«ПРОДАЕТСЯ БЕРГЕР»

– А как случилось, что Вы возглавили газету? Гусинский позвонил?

– Это всегда как-то случается... В 97-м газету «Известия» приобрела группа «Онэксим» – пополам с Лукойлом. Но на какие-то пол-процента больше было у «Онэксима». А в России миноритарный акционер начинается с акций 50 минус одна акция. В России миноритарий не значит ничего в компании, он ничего не может решить. Сейчас, за прошедшие 10 лет, миноритарии защищены значительно лучше, конечно. Но тогда газетой реально стала управлять группа «Онэксим». И я сразу почувствовал прямой провод. Мне на следующий же день стали звонить и спрашивать: «А зачем ты этого напечатал?» «Как зачем? Это важное экономическое событие». «А ты знаешь, – говорит мне представитель «Онэксима» на тот момент, – что этот банк – наш партнер». «Не знаю и знать не хочу».

Да, я готов уважать интересы собственника и много сделал для того, чтобы появилась частная собственность в стране. И считаю неправильным, если газета начинает журналистское расследование в отношении активов собственника. Хочешь расследовать – увольняйся, но не надо на деньги владельца развязывать против него войну. Я считаю это по-человечески неправильным...

А «Онэксим» тогда чем только ни занимался... Это же был не список, а целая энциклопедия – стекольные заводы, заправки, строительные, авиастроительные компании, все что угодно сметал «Онэксим» на своем пути. Поэтому список исключений был огромный. А тут еще – друзья и партнеры... Просто вилы! На следующий день был еще один звонок. И что? Теперь мне будут звонить по поводу каждого материала? Тогда я понял, что экономический отдел в «Известиях» надо закрывать, иначе он будет на каждом шагу сталкиваться с экономическими интересами владельцев. Тогда я повесил объявление «Продается Бергер». Фигурально, конечно. Но достаточно было сказать, что собираюсь уходить из «Известий», как стал получать предложения. Предложение Гусинского мне понравилось больше других, – по двум причинам. Во-первых, неплохо было стать главным редактором, мне это понравилось.

– А сколько лет вам тогда было?

– Уже немало, за сорок. А во-вторых, я увидел, что для Гусинского медиа становятся профильным бизнесом. И это было, пожалуй, самым главным мотивом.

– Для вас это было лучшее время как для журналиста?

– Я лучшим временем вообще считаю текущее. Мне всегда нравится текущее, потому что я сам выбираю, чем заниматься. Даже в тяжелые времена...

Да, когда я был в «Сегодня» главным редактором, мне нравилось ходить в Кремль на приемы, общаться с важными людьми. Я был вполне счастлив. Но мне нравилась и незаметная моя работа в середине 2000-х, когда я занимался исключительно региональными медиакомпаниями уже как менеджер, а не как редактор [Михаил Бергер возглавлял «Румедиа», липецкий холдинг, контролирующий местные телекомпании ТВК и «СТВ-7», представительства «Европы плюс», «Милицейской волны», радио «Рокс» и «Ретро FM», «Газеты МГ» и др. – Slon.ru]. Я абсолютно счастлив и сейчас, когда оказался во главе замечательной компании [«Объединенные медиа» Владимира Лисина – Slon.ru ] с радиостанцией с «Бизнес FM», которая мне очень нравилось еще до того, как я здесь появился.

Но все же, как журналист, создающий содержание, я, конечно, очень люблю свою известинскую историю. Я там сложился как журналист, там мое имя стало что-то значить, там я прошел прекрасную школу. Несмотря на то, что в «Сегодня» я был главным редактором, я ужасно люблю «Известия» c середины 80-х до конца 90-х. Мне кажется, они сыграли очень важную роль в судьбе страны, очень важную. Особенно в конце 80-х, когда был очень большой запрос на дискуссию о том, как развиваться дальше. Мы же всерьез обсуждали, может ли сосуществовать плановое и рыночное хозяйство. Или может быть демократический коммунизм или нет...

– Ну отчего же, не устарели эти дискуссии. «Либеральная империя» ведь нам совсем недавно предлагалась.

– Это поздняя история, я про те времена говорю.

А помимо запроса на дискуссию был запрос на самые элементарные экономические знания. Тогда можно было написать всесоюзный хит (напомню, тираж «Известий» доходил до 10 миллионов – тираж, который больше аудитории некоторых нынешних телеканалов). И достаточно тогда было спуститься в роскошную библиотеку «Известий», настоящую, большую, старую библиотеку, взять несколько фундаментальных справочников (например, финансовый словарь, который не читал никто), прочитать, что такое «акция» и чем она отличается от «облигации» и переписать это в заметке. И вся страна могла всколыхнуться: «Ё-моё, так вот оно что, эта акция!» Такая была славная жизнь, когда был спрос и на дискуссию, и на простые экономические знания, на экономическое просвещение.

Я с удовольствием этим занимался и выглядел таким гуру и просветителем. Меня даже по недоразумению стали иногда представлять «Экономист Бергер».

НЕУЕМНЫЕ ПОЖАРНИКИ

– А было ли такое время у вас, когда вам всерьез угрожали?

– Было, конечно. Я был горячим таким борцом с финансовыми пирамидами. Помните, может быть, был такой «Русский дом Селенга»... Пытался я объяснить читателям, что он – то же самое, что и «Русский дом жмуринга», то есть не компания, а чушь собачья. «МММ» все помнят, а была чуть раньше такая компании GMM. Помню, ехал на работу и меня потряс плакат – «400 лет на фондовом рынке»... А народ заглатывал: «400 лет, значит, – компания надежная». Звоню в Минфин, тогда там еще работала Белла Златкис. Говорю – вот, такая компания есть. «Да, – говорит она, – но закон не позволяет их закрыть».

Тогда я совершил еще один профессиональный грех, которым горжусь даже больше, чем тем, политическим. Я уговорил главного редактора и издательство не принимать рекламу от GMM. Это была рекламная услуга, и мы ее не оказывали GMM, хотя никаких законных оснований для этого не было. Просто сказали: «А вот тебе, рожа кривая, мы колбасу не продадим». Это – нарушение профессиональных правил, также как с выборами, но этим фактом я горжусь...

И вдруг случайно выясняется, что один из моих соседей по двору – руководитель GMM. Был неприятный разговор с ним во дворе же, когда мне стало немного не по себе. При этом, не буду делать из себя героя: так, чтобы в подъезде меня поджидали, не было. Но серьезные интересы порой затрагивал. И страшновато было, но, к счастью, ничем не заканчивалось...

– А давление властей?

– Послушайте, это было всегда. И вот тут как раз пытались давить на акционера: «Мы перекроем кислород где-нибудь на нефтебазе, если вы не прекратите то-то и то-то». 90% таких звонков до нас не доходили. Да, иногда Гусинский говорил нам, что могут возникнуть проблемы у его банка... А иногда звонили и напрямую – пресс-секретари, главы пресс-служб – договориться. Пожарники приходили, всё как всегда (у московских пожарников, надо сказать, вообще обостренное чувство справедливости). Пожарники зачастили в 99-ом, в 2000-ом... Просто вдруг в какой-то момент выяснилось, что здание непригодно для эксплуатации. Но давления никакого, конечно, не было – газету-то никто не закрывает. Пожалуйста, выпускайте, только не в этом здании.

– Бренд «Сегодня» остался у «Семи дней». Сейчас возможно его восстановление?

– Чтобы что? Сейчас? Не думаю.

ПОВЗРОСЛЕВШАЯ ЖУРНАЛИСТИКА

– А в ближайшее время журналистика изменится?

– Все зависит от общественного запроса. А он не меняется. Он стал более прозаичным, прагматичным. Опыт «Бизнес FM» показывает, что людям нужна корректная, эмоционально неокрашенная информация. Я с удивлением узнал, что одна известная женщина - дизайнер слушает именно это радио. И объясняет это тем, что на нем нет ни пропаганды властей, ни оппозиции, словом, никто не пытается на нее давить. Есть такой спрос – на очищенную и не окрашенную информацию.

Журналистика сильно повзрослела, она поняла, что нельзя смешивать комментарий и информацию, что это тоже профессиональный грех. А герои материалов научились подавать в суды, наказывать крупными денежными компенсациями журналистов и редакции. В большинстве редакций вы найдете юристов, которые отсматривают материалы на предмет возбуждения дел, чего прежде не было...

Журналистика развивается очень технологически. И это развитие несет и содержательные последствия: для интернета писать надо совершенно по-другому, чем для газеты. Появились другие жанры – в связи с новыми технологиями. Но российская журналистика все же остается очень глубокой. И по-прежнему народ любит порассуждать, поспорить с журналистом. А значительная часть населения в возрасте 40+ с религиозным доверием, по-прежнему, относится к телевизору, к печатному слову и к журналистам. Это уходит с годами, но пока такая тенденция сохраняется.

Законодательство тоже очень влияет на развитие журналистики. Если вы сравните освещение избирательных кампаний, то увидите не только разные по стилистике материалы, но и множество новых ограничений для журналистов и СМИ. И существует огромное количество законов (17 – 20), которые влияют на журналистику, в основном, ограничениями.

Еще один пласт – интернационализация журналистики, приход западных компаний на наш рынок. На содержание это тоже влияет. Все меньше люди думают о самовыражении, все больше – о том, как завоевать аудиторию. И при всех социальных нагрузках и миссиях, журналисты формируют аудиторию и продают ее заказчику – политику, рекламодателю или акционеру.