Елена Соловьева. DJ радио "Шансон".

OnAir.ru: Ты начинала на "М-Радио" как Принцесса Николь. Ты помнишь свой первый выход в эфир?

Елена Соловьева: Помню. Было так смешно, что до сих пор стыдно. Тогда казалось, что я такая крутая! Ведь в Москве в то время насчитывалось всего с десяток человек, которые работали на радио. Слов, конечно, не помню, но было внутреннее ощущение полета. Первый выход, конечно, страх дикий, как и у всех, ну а потом – словесный понос.

Как вообще пришла идея пойти работать на радио? Услышала объявление, кто-то из друзей сказал...

А идеи никакой не было. Я тогда уже где-то около года жила в Москве у своих приятелей-музыкантов, которые, как правило, ночью работали. И сидела как-то ночью - зима, Щелковское шоссе, я смотрю в окно и слушаю радио. И тут звучит объявление, что ведется набор девушек, не старше стольких-то лет, нужно было прислать письмо с автобиографией и фотография, которая почему-то была обязательным условием. Видимо, тогда им был нужен и чисто визуальный эффект. Ну, я и отправила. Вскоре меня пригласили на собеседование к часу ночи – у Алены Масуренковой, программного директора, как раз в час ночи заканчивался эфир. Разговаривали со мной Алена и Франсуа Демье. Франсуа показывает мне пульт, а тогда, лет 11 назад, еще проигрыватели компакт-дисков были далеко не у всех, и они были чем-то из мира фантастики. Он мне показывает: берешь диск, вставляешь сюда, нажимаешь туда, это туда, это выводишь, потом джингл, - и делает все это очень быстро, а потом просит то же самое повторить меня. Я проделываю все трясущимися руками и, хотя делаю это в первый раз, у меня получается так, что, как говорится, не докопаешься. Франсуа был очень удивлен и даже подумал, что я стажировалась на "Европе Плюс".

А почему Принцесса Николь? Вообще, зачем на "М-Радио" нужно было придумывать себе прозвища?

На самом деле изначально все выходили в эфир под своими именами, может, под псевдонимами, но прозвищ не было. Только в вечерней программе были СуперАлена и ЭкстраАлексей. Я же была первой ночной ведущей на "М-Радио". Раньше по ночам были технические эфиры, а тут – женский голос. Тогда все это было в новинку, люди все съедали на ура. Мне много писали, звонили, и однажды кто-то сказал: "Мы требуем, чтобы Вы были принцессой!" Вот с тех пор и пошло-поехало – Принцесса Николь. Потом появился Ваня Ковбой и т.д. И кто знает - почему, отчего? Народ потребовал.

Почему ты ушла оттуда?

Где-то через полгода у меня хотел взять интервью довольно известный журналист, кажется, из "Известий". А тогда право давать интервью имели только Алена и Франсуа. И Алене это не понравилось, по крайней мере, тогда мне казалось, что причина именно в этом, а сейчас уже сложно разобраться. И вот однажды я пришла на работу, а в графике ди-джеев меня нет. Алена сказала, что это распоряжение Франсуа, Франсуа утверждал, что он не в курсе – мне не сказали, что я их не устраиваю, не называли никаких причин, просто промолчали. Сейчас-то я понимаю, что это, наверное, было к лучшему, а тогда – слезы, истерики, "кому я теперь нужна, жизнь кончилась, как мне жить дальше".

Через некоторое время я узнала, что открывается новая радиостанция – "Радио 7", и позвонила программному директору Василию Стрельникову. Не знаю, что Васю подкупило, может быть, то, что у меня все-таки был хоть какой-то опыт работы за пультом, потому что тогда, в основном, на радио были актеры – люди, общавшиеся с техникой на "вы". Вот так я попала на "Семерку", кстати, потом мы с Васей очень сильно подружились, он начал меня воспитывать, стал, фактически, отцом родным.

И именно "Семерка" была твоей школой?

Да. Естественно и окончательно. А "М-Радио" было трамплином, с которого я просто взяла старт и полетела.

А ты все-таки Соловьева или Соколова? Или у тебя двойная фамилия?

На "Семерке" я была Соколова-Соловьева. У нас был Юра Дроздовский, который работал и звукорежиссером, и ди-джеем, я как раз меняла его в эфире. Когда я приходила, он все время с такой ехидной улыбочкой говорил: "Теперь с вами Лена Соколова", на что я сквозь зубы отвечала: "Соловьева я". Потом мы стали писать свои собственные джинглы, где каждый мог сам себя представить или кто-то кого-то - это была наша фенька, наше лицо. И Дроздовский записал мне джингл, текст которого был примерно следующий: "Здравствуйте, меня зовут Юра Дроздовский, я работаю на "Радио 7" со стольких-то до стольких-то. Но сейчас я не о себе хочу рассказать, а о девушке, которая работает после меня. Зовут ее Елена Соколова..." Тут раздавался грохот разбивающейся посуды и крик Стрельникова: "Да Соловьева она!" Вот с этого и пошла Соколова-Соловьева, и потом уже все начали путаться, какая у меня фамилия на самом деле.

Раз тебе так нравилось работать на "Семерке", то почему ты оттуда ушла?

С "Семеркой" у всех нас история одна. Сначала "Семерку" перекупили, и Рэя Риччи сменил другой генеральный директор. А для нас Рэй и его жена Джулия всегда были "родителями". Нас всех хотели сразу уволить, но потом все-таки решили, что попробуют сперва поговорить. Было большое собрание, где нам сказали, что "мы вас всех ценим и всеми вами очень горды, просто радиостанция будет теперь называться по-другому, и будет другая музыка". Несколько человек сразу написали заявления об уходе, а кто остался (а многие остались, среди них и я), не смогли смириться со сложившейся ситуацией. Для меня вкрапления, к примеру, между "Boney M" и "Pink Floyd" Высоцкого и Кобзона были шоком. Я не считаю такую музыку некачественной, она тоже хорошая, но это я сейчас понимаю. Сейчас мы все стали "политическими проститутками" в области радиобизнеса. Если раньше многие из нас кричали: "Ой, да я с рэпом или с хип-хопом никогда работать не буду", то теперь стали абсолютно всеядными в музыкальном плане. А тогда был такой пионерский патриотизм – "Да я никогда не буду работать с этим!". Я с этим тогда не смогла смириться, да практически все ди-джеи из старого состава (кроме Махи Мироновой) ушли оттуда.

И куда ты пошла?

Пошла на "Серебряный Дождь". Тогда как раз далеко ходить не надо было - обе радиостанции находились на "Полежаевской". Генеральным директором там Дима Савицкий, который, как оказалось, был моим фанатом. Он предложил мне стать программным, и я проработала там семь месяцев. Сложно сказать, что я была программным директором, потому что на "Серебряном дожде" не может быть программного директора в принципе, так как Дима Савицкий совмещает все в одном лице: он и генеральный директор, и коммерческий директор, и менеджер, и ведущий. Программный директор должен заниматься определенными функциями, например, должен вырабатывать музыкальную концепцию, заниматься ди-джеями, оформлением радиостанции, раздавать какие-то идеи, чтобы эти идеи звукорежиссеры записывали, коммерческий отдел воплощал в рекламу и т.д. А я тупо сидела и делала плей-листы и работала с ди-джеями, конечно, и все это без единого выходного, часов с 10 утра до 2-х часов ночи, а Дима сидел рядом со мной, и мы постоянно друг с другом спорили и ссорились – в общем, там был настоящий дурдом. И в один прекрасный день я поняла, что я на этого человека уже реагирую плохо, что невозможно работать, когда ты ненавидишь своего начальника. Это уже не работа, а просто пытка. Тогда я собрала свои вещи со стола, пошла к Диме и молча положила ключи ему на стол.

После этого я немножко поработала на "РДВ", заранее предупредив, что как только откроется "Классика", которой занимались Стрельников и Архипов, я сразу же туда уйду, что и сделала. На "Классике" я открывала эфир в 7 утра, то есть мой голос был первым, который там прозвучал – сколько лажи было! Ведь еще не было определенного слогана, никаких наработок. Это жутко страшно – открывать новую радиостанцию, и неважно при этом, сколько лет ты уже проработал в эфире. После этого эфира я плакала, так мне было стыдно, а Васька Стрельников меня успокаивал.

Через год работы на "Классике" во время отпуска я встретила своего будущего мужа. Вернувшись в Москву, я вдруг поняла, что это любовь и что надо ехать обратно и не отпускать свое женское счастье.

То есть для тебя это было самым важным на тот момент?

Да. Я уверена в том, что семья важнее всего. А на тот момент для меня это было особенно важно, потому что мне уже хотелось серьезных отношений, а здесь, в Москве, серьезные отношения были невозможны, так как все они строились через радио, а это было неприятно. Не было такой тусовки, куда бы я пришла и там не знали, что я Соловьева. А хотелось, чтобы человек не относился ко мне, как к человеку с радио.

Как к знаменитости?

Да, хотя я себя никогда такой не считала, я всегда считала себя нормальным человеком. Но куда бы меня ни приводили, все начиналось одинаково: "А это Лена Соколова-Соловьева, она работает там-то". И мне становилось плохо. Так что, почувствовав, что Коля - человек настоящий, что это серьезно, я поняла, что мне надо ехать, рвать отсюда когти, так как он не мог тогда уехать со мной в Москву - у него был свой клуб.

Когда я сообщила знакомым о том, что уезжаю, все были в шоке: "Как можно бросить такую работу? Как можно бросить Москву и поехать в какой-то Севастополь?" На что я всем говорила: "Вы просто не понимаете ничего и, вообще, вы не понимаете, что такое любовь". - "Нет, ты дура! Пусть он сюда едет". Но это тогда было нереально, да и вообще мужчины гораздо менее способны на такие поступки, нежели женщины. И я уехала.

В Севастополе я тоже поработала на радио. Это было интересно, так как радио на периферии совершенно другое, нежели в Москве, такое местечковое – город-то маленький и все друг друга знают, а те, кто работает на радио (там же не огромное количество радиостанций, а всего две) - популярные люди, но при этом они получают копейки. Приехала я туда в 98-ом году, а в августе случился кризис - все у всех полетело, пришлось закрыть клуб мужа и начать искать какую-то работу. Но в Севастополе денег не было и не было возможности заработать, не было вообще никакой перспективы, кроме как Коле в моря пойти. А представляешь, что такое отправлять мужа минимум на полгода в море? Это невыносимо, я считаю, это уже не отношения. А тут еще ребенок наметился, и я решила: "Я еду в Москву. Хочешь со мной – поехали, не поедешь – твое дело". Но как же он без меня! Вот так мы и вернулись. На "Классике" был уже другой генеральный директор, алкоголик с трясущимися руками. Архипов взял меня обратно на работу, но вскоре начались трения с этим новым генеральным – меня стали попросту зажимать. А когда начали разбираться, ситуацию повернули не в мою сторону. Естественно, я расстроилась, потому что думала, что справедливость должна все-таки торжествовать, но, как показала практика, нет. Кстати, кроме меня, убрали еще и Вадика Наливайко.

Потом я успела поработать на "МВ", там как раз Мишка Галич был программным директором, с которым мы еще на "Семерке" работали. "МВ" сама по себе была радиостанция неперспективная, хотя у них клевая джазуха была. Инвесторы, которые ничего не смыслят в радио, не понимали, что сначала надо вложить очень много денег, а потом уже постепенно получать отдачу. А они думали, что можно выехать на старенькой аппаратуре, взятых напрокат компакт-дисках, переписанных на CD-ары, то есть не затратив никаких денег. А такого не бывает и, естественно, все это развалилось. Спустя пару месяцев после рождения сына я пошла работать на "Шансон".

Как ты относишься к музыке, которая звучит на "Шансоне"?

Сейчас совершенно нормально. Первое время, естественно, был шок, когда после каждой песни думаешь: "Боже мой! Куда я попала". А потом я перестала воспринимать эту музыку как блатняк. И оказалось, что все песни такие задушевные! Кроме того, стало ясно, что эту музыку любят. Нам стали звонить даже бабушки-пенсионерки, которые плакали и говорили: "Мы никогда не думали, что тюремные песни такие, оказывается, жизненные". На самом деле, это совершенно нормальная музыка, которая сейчас у меня не вызывает абсолютно никакого отвращения. Это жизнь, это не просто опца-гупца-дры-ца-ца, два притопа - три прихлопа. Все, начиная с первого слова и заканчивая последним, составляет единое целое, это целая история жизни или кусочек из жизни, а не то, что "я тебя увидел, поцеловал и все".

Кто является основным слушателем "Шансона"? Или это довольно неоднородная аудитория?

Эта аудитория уникальна, подобной я нигде больше не встречала. И я так говорю не потому, что сейчас работаю на "Шансоне", а после сравнения со всеми людьми, с которыми мне приходилось сталкиваться в моей практике. Я чувствую себя частичкой каждой их семьи, настолько они душевные, ранимые. Если радиостанцию с зарубежной тематикой слушает, в основном, молодежь, не совсем юная и не совсем зрелая, то нас слушают люди, начиная от 15-ти лет и до самой смерти. Вот такой огромный пласт, а не только крутые, как многие думают. Нас слушают целыми семьями, компаниями, ведь шансон – понятие растяжимое, хотя многие в России подразумевают под этой музыкой только блатняк. На самом деле, Высоцкий – это тот же самый шансон, а на Высоцком сколько людей выросло? Цой – это опять же шансон, хотя все считают его роком, ранним андеграундом. И приходится каждый раз объяснять людям, что "Шансон" – это просто название станции, а песни-то у нас в принципе разные. Но раз то, что мы делаем, нравится людям, что сейчас уже стало понятно по нашим рейтингам, значит, это хорошо, значит, это действительно было нужно людям.

Как ты считаешь, ди-джейству надо учиться, или это приходит с опытом?

Только с опытом. Причем надо проработать хотя бы три года подряд, стабильно, чтобы называть себя настоящим ди-джеем. Необязательно работать на разных станциях, поскольку в Москве у всех радиостанций приблизительно одни и те же требования, так как кухня-то одна – ведь сейчас основной ствол руководства всех радиостанций, не включая инвесторов, это люди, которые все вместе начинали и стоят у истоков нашего радиобизнеса.

Можешь ли ты себе представить, что когда-нибудь не будешь работать на радио, жизнь без радио? Или радио уже "засосало", стало наркотиком?

Хороший вопрос. Это на самом деле наркотик, потому что работу в другом месте я себе уже не представляю, хотя знаю, что смогу работать где угодно и как угодно, ну, кроме каких-нибудь космических технологий. Но я не хочу работать где угодно. Радио для меня - это то, что я делаю спокойно, не напрягаясь. Ну, а если я не буду работать на радио, то, наверное, буду "работать" мамой, потому что это для меня самое главное в жизни и очень желанное.

А без радио не будет тяжело, не будет чувства, что чего-то не хватает?

Будет обязательно. Я поясню, почему я сказала, что это хороший вопрос. Недавно я встретила Ольгу Шляпникову (она работает на "Монте-Карло" как Хельга), у нас с ней приблизительно один и тот же возраст. Она мне говорит: "Как ты считаешь, сколько мы еще будем работать на радио? Я тут подумала, что мы ведь уже старушки". Где-то лет десять назад, даже не десять, а пять лет назад я думала: "Интересно, вот будет мне тридцать, и как тогда я буду выглядеть на радио?" Потом мне исполнилось тридцать, и я как-то перестала об этом думать. Сейчас, когда я уже перешла этот рубеж, и скоро мне будет тридцать три, я совершенно перестала задумываться о том, актуальна ли я буду с годами на радио, тем более сейчас, когда есть "Шансон", где я буду актуальна лет до пятидесяти, а может быть, и дольше. "Шансон" - это хорошая достойная ниша, где можно работать и не думать о том, насколько это долго. А по поводу актуальности, взять хотя бы Васю Стрельникова с MTV - дяденьке скоро 40 будет, а он "друг агрессивно-прогрессивной молодежи...

Марина Стамбровская, © 2001, OnAir.ru.